— Опоздал, дружище, малость, — развел руками инструктор, после того, как Трофим представился ему. — Теперь до следующего года. Возвращайся домой.
У инструктора острое, аскетически худое лицо с усиками под крупным прямым носом и широким раздвоенным, чисто выбритым подбородком. На голове у него кожаная фуражка с эмблемой на околыше: распахнутые крылья с перекрещенными мечами посредине.
— Мне возвращаться некуда, — сказал Трофим.
— Как это?
— А так… — и Трофим вкратце рассказал инструктору, откуда он родом и как добирался в Москву, чтобы осуществить свою давнишнюю мечту, опустив лишь подробности, связанные с корзиной, и ОГПУ.
Инструктор выслушал, пощипал поочередно усы.
— В таком случае вот что, парень. В школу ты уже опоздал — факт. Но чтобы тебе не возвращаться и не терять понапрасну целый год, поступай–ка на службу в группу обслуживания. Будешь зарабатывать себе на жизнь и одновременно изучать авиационную технику. Ну как, согласен?
— А летать? — встревожился Трофим.
— Успеешь еще, налетаешься. Тебе сколько лет?
— Восемнадцатый идет.
— Вот видишь, ты еще несовершеннолетний, тебя бы в школу все равно не приняли. А на тот год будет как раз. Ну так как?
— Согласен, — ответил Трофим.
— Тогда пошли.
Он подвел Трофима к стоящему на стремянке у аэроплана пожилому дяде с отверткой в руке.
— Михеич, — тронул его за штанину замасленного до блеска комбинезона инструктор, — слезь на минуту. Тут я тебе специалиста привел, может, примешь в группу?
Михеич повернул лицо к подошедшим: в Трофима уставились пронизывающие его насквозь темно–карие, не по возрасту блестящие глаза. Эти глаза, горбатый нос, длинная шея и выпирающий из воротника кадык делали его похожим на какую–то птицу.
— А он знает, твой специалист, что это такое? — хлопнул Михеич по выхлопному патрубку двигателя.
— Знаю, мотор, — смело ответил Трофим.
— Смотри–ка, и впрямь знает, — засмеялся Михеич, и смех его тоже напомнил Трофиму какую–то птицу, не то гуся, не то орла, когда тот клекочет, делая круги над степью.
Михеич спустился со стремянки, отерев ветошью измазанную моторной сажей руку, протянул Трофиму для пожатия.
— По должности я старший техник, а зовут меня Иван Михеевич, — сказал он, по–прежнему блестя глазами. — Ты же будешь младший моторист, а зовут тебя…
— Трофим, — догадался подсказать младший моторист.
— Получать будешь ты, Трофим, пятнадцать в месяц, — продолжал старший техник, а жить в ангаре, если «Интурист» тебе не по карману. Беседу я проведу с тобой после того, как этот аппарат тяжелее воздуха поднимется все же в воздух, а пока иди под начало старшего моториста. Эй, Чулюкин! — крикнул он одному из своих подчиненных, в котором Трофим узнал того самого встреченного на аэродроме парня, что нес к аэроплану противно пахнущую жидкость, — определи новичка к делу.
— Есть определить к делу! — по–военному вскинул блестящую от масла ладонь к виску Чулюкин и дернул за рукав Трофимова френча, не в силах сдержать злорадной усмешки. — Пошли, летун, заносить хвост аэроплану.
Проглотив насмешку, Трофим побрел за своим непосредственным начальником.
Так началась его авиационная служба. На первых порах она оказалась не сложной и не особенно трудной. Эка важность: слить из бака отработанное масло, залить свежее, провернуть пропеллер перед запуском двигателя и по команде летчика отойти в сторону.
Одно не нравилось младшему авиаспециалисту: очень уж драл перед ним нос старший моторист, каждый раз стараясь подсунуть ему работу погрязней и пообъемнее. Сам же сидел на травке под крылом аэроплана и покуривал в нарушение авиационных правил.
Вот и сейчас с утра сам еще не завернул ни одной гайки на разобранном двигателе, а Трофиму дает распоряжение одно за другим: вымой то, зачисти это. Трофим выполняет и то, и другое, и третье — служба есть служба.
— Сходи к Кулику принеси зазор в толкателе, — отдает старший моторист очередное приказание своему подчиненному.
Трофим послушно выходит из своего ангара и направляется к крайнему, стоящему у самого оврага, с завистью наблюдая, как взмывают в голубое подмосковное небо «фарманы», «фоккеры» и «вуазьены». Ничего, придет и его время, а пока нужно разыскать старшего моториста Кулика и взять у него понадобившуюся Чулюкину деталь.
— Чего, чего? — удивился Кулик, когда Трофим передал ему просьбу его коллеги.
— Зазор в толкателе, — повторил Трофим наименование детали.
— А… — протянул Кулик, усмехнувшись и, поискав глазами на свободном от самолетов пространстве, ткнул пальцем в лежащий под стеной ржавый предмет, похожий на кузнечную наковальню. — Вот он, бери.
Деталь оказалась дьявольски тяжелой. Трофим с трудом взвалил ее себе на плечо и вышел из ангара, заметно пошатываясь. Он уже больше не смотрел на взлетавшие и садившиеся самолеты. Хоть бы не споткнуться, — думал он, глядя себе под ноги.
— Куда ты ее волокешь? Зачем она тебе понадобилась? — раздался сбоку резковатый голос старшего техника, и его горбоносая тень упала на землю рядом с Трофимовыми сапогами.
— Чулюкин велел… зазор принести, — скосив глаз на старшего техника, ответил младший специалист.
— Какой еще зазор? — удивился Иван Михеевич.
— В толкателе…
— Бросай ее к чертовой матери, — приказал старший техник.
Трофим продолжал удерживать на плече тяжелую ношу.
— Да бросай же, бросай! — крикнул на этот раз старший техник.
Трофим, недоумевая, выполнил приказание.
— Пошли к твоему Чулюкину…
Тот сидел по–прежнему у слесарного верстака, окруженный товарищами и, что–то им говоря, заливался смехом. Увидев старшего техника, он оборвал смех и придвинулся к верстаку.
— Зазор, значит, тебе понадобился в толкателе, чертов оболтус? — налетел на него старший техник беркутом. — А если он этой наковальней грыжу нарвет, тогда как?
Чулюкин вскочил с табурета, вжал в плечи голову.
— Какой наковальней? — вытаращил он глаза.
— Обыкновенной. Ведь в ней центнер весу, а ты его одного нести заставил.
— Кто ж его знал… я ведь в шутку.
— Шутки бывают жутки. Сейчас же отволоки ее на прежнее место и марш на кухню — будешь измерять зазор между ножом и картошкой.
— Есть, — уныло согласился провинившийся и, метнув в Трофима недобрый взгляд, выкатился из ангара. А вместо него вошли сразу два человека, одним из которых был чекист, а другой…
— Шлемка! — крикнул обрадованно Трофим, бросаясь к приятелю и обнимая его за тонкую, как у старшего техника, шею. — Вот здорово!
— Никак еще один моторист заявился, — сделал вывод старший техник, с уважением взирая на кожаную тужурку сотрудника ОГПУ. Тот с видимым удовлетворением покручивал свои запорожские усы.
— Где же вы его нашли? — Трофим с благодарностью взглянул на чекиста, не отпуская узкую ладонь отыскавшегося друга.
Чекист самодовольно усмехнулся:
— А где ищут артистов? На Хитровом рынке, где ж еще. Концерт там устроил, что твой Шаляпин… Ну, ладно, хлопцы, — он озабоченно взглянул на часы. — Вы туточки рассказывайте друг дружке свои байки, а мне пора идти, — он протянул Трофиму руку.
— Спасибо вам большое, — пожал руку Трофим.
— Чего там… — отмахнулся чекист. — Просто выполнил обещанное. Может, еще кого разыскать?
У Трофима подпрыгнуло к горлу сердце: Дорьку бы, а? Но он сдержался, понимая, что нельзя отвлекать этого страшно занятого человека от дел всякими пустяками. Он сам ее разыщет.
Глава пятая
Чижик проснулся среди ночи. Ох, как вставать не хочется! А встать придется: уж больно много съел вечером свежих огурцов, добытых на соседнем огороде. За окнами непроглядная темень. В дортуаре — тоже. Похрапывают во сне товарищи по общежитию. С точностью часового механизма отсчитывает в тишине мгновения Вечности падающими в жестяной таз каплями подтекающий кран стоящего в углу комнаты питьевого бачка. Он как бы напоминает Чижику, что вставать все равно придется.