— А теперь хочешь вернуться? — догадался Мишка.
— Хочу, браток, — поспешно согласился Паша, — да боюсь шибко: вдруг в расход пустят или на Соловки энти самые?
— Если нам поможешь — не пустят.
— Да я с великой душой! — обрадовался Паша. — Для чего и прибег сюда.
— Так чего ж ты ждешь?
— А что?
— Помоги нам выбраться из ямы.
— Ох, правда… Я сейчас, — Паша оторвался от горловины, бросился бегом куда–то в сторону от ямы. Спустя минуту он снова склонился над нею, просовывая в горловину жердь от прясла:
— Вылезайте, хлопцы…
Даже не верится, что они снова на свободе! Мишка вдыхал полной грудью полынный степной воздух и никак не мог надышаться.
— Эх, теперь бы, Паша, вареников со сметаной! — счастливо рассмеялся он, с хрустом потягиваясь всем своим молодым, истосковавшимся по движению телом.
— Вареников нет, — улыбнулся и Паша, — а вот баранины есть маненько. Держите, — он вынул из переметной сумы на седле завернутое в тряпку мясо, разломил надвое находящуюся там же хлебную краюшку.
— Спасибо, Паша, — сказал Мишка, вонзая зубы в хлеб. — Где это ты раздобыл?
— Федюкин угостил в честь присяги.
— Какой присяги?
— Партизанской. Этот, который подполковник, читал по бумаге, а все за ним повторяли.
— И ты повторял?
— Повторял, — кивнул головой Паша, — а куда ж денешься. Только я вслух говорил одно, а в уме — другое: думал, как бы вам, бедолагам, помочь. Ну и когда все уснули…
— Уснули? — удивился Мишка. — А разве вы не в Галюгай?
Паша махнул рукой:
— Не пошли. Подполковник сказал, что не следует размениваться на мелкую монету. Что нужно копить силы и готовиться для решающего удара.
— Что за удар такой? По чем?
— Шут его знает, он не сказал толком. Но я так думаю — по Моздоку.
— Когда?
— Когда свезут хлеб на элеватор.
— А где они сейчас?
— Там же у федюкинцев на Индюшкином хуторе.
— Тогда вот что… — Мишка перестал жевать. — Дай–ка, Паша, мне своего коня.
— Коня? — испугался Паша. — А как же я?
— Ты пока с Чижиком пешком. Знаешь, где находится Невдашов колодец?
— «Кривой», что ль? Кто ж его не знает.
— Ну так вот идите туда, а я вам навстречь подводу вышлю.
— А ты не обманешь? — ухмыльнулся Паша, страшась неизвестности.
— Что я тебе, фрайер какой? — обиделся Мишка. — Не веришь — сажай нас опять в яму.
— Да я что… я — ничего, — еще больше испугался Паша, подавая недавнему узнику поводья.
Мишка одним махом вскочил в седло и пустил коня, что говорится, с места в карьер.
Степан нервничал. По какой–то причине не оказалось в тайнике записки от засланного к бандитам разведчика. Что случилось? Может быть, перепутал колодцы? Вместо Невдашова колодца махнул к колодцу Кизилову? Степан заглянул внутрь почерневшего от времени сруба — вот это глубина! Едва виден отражающийся в воде квадратик неба с его головой посредине. Усмехнулся, вспомнив историю возникновения этого колодца, рассказанную ему Макаром Железниковым. Как сильно в человеке желание оставить после себя в жизни какой–нибудь след. Герострат, чтобы увековечить свое имя, сжег храм Артемиды, Денис Невдашов из–за такой же цели подставил свое тщедушное тело под розги товарищей. Только зря принял муки стодеревский славолюб: народ не принял предложенного названия колодца — «Невдашов» и окрестил его по–своему — «Кривой». Он и в самом деле кривой — весь сруб сверху донизу повело песком в сторону.
Рядом с отражением головы в фуражке появилось отражение головы в лохматой казачьей шапке.
— Что ты там увидел, Степан Андреич? — спросил у начальника ОГПУ облокотившийся рядом с ним на сруб начальник милиции Кувалин.
— Двух неудачников, которых бандиты водят за нос вот уже сколько времени, — усмехнулся Степан и выпрямился над колодцем. — Боюсь, не случилось ли чего с нашим парнем.
— Может быть, просто у него не было возможности выбраться из ихнего лагеря? Или банда ушла снова куда–нибудь в Бажиганские пески.
— Может быть…
— Однако начинает припекать, — Кувалин достал из кармана черкески носовой платок, вытер взмокший от пота подбородок. — Айда в станицу, чего зря здесь жариться.
— Да, да, конечно, — согласился Степан, окидывая взглядом колеблющуюся в мареве степную даль. — Поехали, пожалуй.
Он направился к коню, которого держал за повод один из чекистов, расположившихся со своими лошадьми в сторонке от начальства и изнывающих под жарким солнцем.
— Да ты не переживай прежде времени, Андреич, — пошел вместе с ним и Кувалин. — Ну, не объявился сегодня, объявится завтра. Надо подождать.
— Мы и так только и знаем что ждем. Стыдно сказать, каких–то два десятка отщепенцев лихорадят который месяц подряд целый район и даже область. Глядя на них, начинают поднимать голову горские князья на правом берегу Терека. Не зря ведь к Котову приезжали люди Ибрагим–бека.
— Надо арестовать этого князя, пока не поздно.
— И тем самым восстановить против себя народ Чечни. У нас ведь нет никаких доказательств его контрреволюционной деятельности.
— Ну, он еще докажет нам, да будет поздно… Гляди–ка… — Кувалин вытянул тонкую, черную от загара руку, — не наш ли это «бандит» метется сюда?
Степан взглянул в указанном направлении: действительно, со стороны бурунов приближался галопом какой–то всадник. Поднес к глазам бинокль, и вздох облегчения вырвался из его груди — на потемневшем от пота коне мчался его отважный разведчик Мишка Картюхов!
Спустя несколько минут он уже стоял у колодца и прерывающимся от волнения голосом рассказывал своему начальству обо всем том, что произошло с ним с момента «побега» и за последние сутки. Стоящий рядом конь тяжело ходил мокрыми, покрытыми желтой пылью боками, как бы подтверждая, что все так и было, как рассказывает его юный наездник.
— Молодец! — Степан прижал к груди «своего парня». — От лица службы большое тебе спасибо. — Он повернулся к Кувалину: — Ну что будем делать, Марк Тимофеич?
Кувалин провел пальцем по усам.
— Надо немедленно идти на Индюшкин хутор и взять их тепленькими, — заявил он не моргнув глазом.
— Да ведь их там вместе с федюкинцами не меньше полусотни, — возразил Степан, — а нас здесь всего несколько человек. К тому же, Котов обещал вернуться к кошаре. Что если мы — на Индюшкин, а он уже оттуда ушел? Давай сделаем вот что: ты немедленно отправляешься в Моздок, берешь там своих людей и вместе с чоновцами Трембача идешь к хутору, а я со своей группой делаю засаду на кошаре. Если Котов не вернется к полудню в старый лагерь, мы тоже идем к хутору. Встретимся на берегу Невольки. Там будете нас ждать, если раньше доберетесь. До нашего прихода ничего не предпринимать. Договорились?
— Договорились, — Кувалин шлепнул по протянутой ладони начальника ОГПУ своей ладонью и, прихрамывая, (он потерял правую ступню на германском фронте и носил протез) направился к нерасседланному коню.
А в это время на Индюшкином хуторе в хате Кондрата Калашникова происходил разговор примерно в такой плоскости.
— Как ты мыслишь, Миколай Тимофеевич, — обращался к своему «начальнику штаба» Котов, — не накроют нас здесь гепеушники?
Микал пожал плечами.
— Вряд ли, — ответил он нехотя, провожая задумчивым взглядом проходящего под окном золотисто–черного петуха. — Они должны искать нас в Червленых бурунах.
— Так–то оно так, — согласился атаман. — Только мне чегой–то сумно на душе.
— Пить надо меньше, — посоветовал начальник штаба.
— Не в этом дело… — отмахнулся от совета атаман, вращая красными с похмелья глазами. — Мне вот на ум пришло: а вдруг этот паршивец дал им знать о наших маршрутах?
— Шкамарда?