— Да какой он к черту Шкамарда! — ударил атаман кулаком по столу так, что звякнули стоящие на нем тарелки и стаканы, — когда его узнал в рожу Федор. И надо же суметь так прикинуться… Ты только подумай: из тюрьмы дали убечь человеку специально для этой цели? Спасибо Федору, а то б подвел он нас под монастырь, этот Шкамарда. Жаль не успел допросить… объединяться, видишь ли, надумали.
Атаман встал со стула, прошелся по комнате.
— Слыхал, как он запел на сходе? — обратился он снова к Микалу, круто перед ним остановившись. — У меня, говорит, в отряде народу больше и сам я чином выше — мне и командовать.
— Ну и пусть командует, — по–прежнему равнодушно отвечал Микал, не отрываясь взглядом от окна с цветущим на нем «огоньком» за белыми шторами. — Будешь у него начальником штаба.
— Это Лешке–то Федюкину подчиняться? Да кто он такой?
— Бандит. Такой же, как и мы с тобой, Василий Кузьмич.
Котов скривился:
— Сколько разов я гутарил тебе, не называй нас бандитами. Мы ить партизаны.
Микал презрительно фыркнул:
— Скажи еще, спасители отечества.
— А ты не надсмехайся, — у Котова стали раздуваться ноздри. — Я давно уже примечаю, что тебе наша компания не по ндраву. Тогда за каким чертом водишься с нами?
— Не закатывай истерику — не люблю, — поморщился и Микал.
— Чистеньким хочешь остаться за нашей спиной? — не унимался атаман. — Мы все — бандиты, а ты — скрывающийся от властей белый офицер? Я тоже — офицер!
— Ну чего привязался, офицер? — повернулся от окна Микал, на впалых его щеках заходили желваки — признак приближающегося гнева. Но открылась дверь, и вошедшая в горницу хозяйка дома своим появлением не дала прорваться этому гневу.
— Василь Кузьмич, — обратилась она к атаману плачущим голосом, — ну что он, энтот твой Мухин, прискипался к моему казаку? Левольвертом перед носом крутит, обещает хату спалить. Кажись, мы ничего такого не сделали.
Атаман сразу приутих. Расширенные от злости его зрачки перестали вращаться в глазных орбитах.
— Чего его расхватывает? — сказал он, обращаясь больше к самому себе, чем к вошедшей, и направился вслед за нею в летнюю половину хаты, куда перешли хозяева, предоставив основное жилье в пользование «дорогим гостечкам».
— Ты что, Семен, бузишь? — укорил он лохматого спросонья детину, хватающего хозяина дома за грудки и поносящего его отборной руганью.
— Да вот, Василь Кузьмич, пристал, как клещ к коровьему вымю, — попробовал улыбнуться бледный от сдерживаемой злости Кондрат, раскачиваясь вместе с Мухиным посреди комнаты и пытаясь от него оторваться. — Требует сына моего Трофимку, а я и сам уже забыл, когда видел его в остатний раз.
— Он, гад, меня чуток жизни не решил, — бормотал Мухин, продолжая наступать на хозяина дома. — Давай его сюда, сволочугу, а то самого решу под корень.
— Василь Кузьмич, да уйми ты его за ради Христа, — взмолился Кондрат, тщетно пытаясь отпихнуть от себя непроспавшегося еще после пьянки бандита. — Чего он ко мне привязался?
Атаман подошел к своему подчиненному, взял его за плечи.
— Перестань, Семен, — сказал он, не повышая голоса. — Ну что ты так разошелся?
Бандит выпустил из рук Кондратову рубаху, повернул искаженное злобой лицо к заступнику.
— Он мне кинжалом нутро повредил, — ткнул себе пальцем под левое ребро.
— Да не он ить, — все так же ласково–успокаивающе сказал атаман.
— Не он, так евоный сын, в кровь… селезенку… душу! Всех изничтожу! — скрежетал зубами Мухин, порываясь снова и снова к родителю своего кровного врага. — На хуторах барами живут, а мы по бурунам скитаемся неначе волки. За них, курвов, кровь проливаем, вошей кормим.
— Ну, будя, будя, Семен, — похлопал его по спине атаман. — Мы ить не осетины, чтоб мстить кровникам. Пошли отсюда, у меня для тебя задание боевое припасено.
— Какое задание? — встрепенулся Мухин.
— Пошли, пошли, в штабе скажу, — подтолкнул атаман Мухина к двери, сам еще не зная, какое он ему даст задание.
А спустя несколько минут Семен Мухин в сопровождении Ефима Дорожкина уже скакал верхом по степной дороге выполнять атаманское задание. Оно было не очень сложным и рискованным: забрать из ямы «волчат» и одного из них доставить в штаб для допроса. Мухин было спросил у атамана, а куда, дескать, девать другого «волчонка», по тот лишь поморщился и посоветовал не задавать дурацких вопросов. Атаман явно был не в духе: во–первых, из–за предложения подполковника из центра объединить отряды под началом Федюкина, во–вторых, из–за стычки со своим начальником штаба и, в–третьих, из–за исчезновения здоровяка Паши. Весь хутор на ноги подняли, обшарили все катухи и амбары — Паша как в воду канул. Предположение его товарища, любящего коржи на подсолнечном масле, что–де он отправился в село Графское «поесть у матери вареников» не только не успокоило атамана, но еще круче взвинтило ему нервы.
— Ефим, — обратился к своему попутчику Мухин, подстегивая плетью бегущую рядом запасную лошадь. — А что если в кошаре чекисты?
— Откель они там возьмутся, — отозвался Ефим, не без труда удерживая в вертикальном положении тяжелую после ночного кутежа голову. — Да и мы с тобой не совсем дураки, чать: прежде оглядимся, а потом уж…
Так они и сделали. Остановились, не доезжая до кошары саженей двести, среди особенно высоких бурунов, спешившись, всползли на один из них, и прикрываясь сучьями растущих хилых кустиков, долго осматривали кошару и чабанскую лачугу с ометом соломы сбоку от него — ничего подозрительного они не увидели.
— Жди меня тутока, — сказал Мухин, сходя с бархана и усаживаясь на своего коня. — Ежли чего, прикроешь.
Держа наизготовку карабин, он медленно приблизился к омету, объехал его вокруг и только после этого спешился. Еще раз осмотревшись, подвел коня к мазанке, сам, опустившись на корточки, заглянул в погреб.
— Эй, суслики! Живые вы тама?
Никто ему не ответил. Что за дьявол? Не передохли же они и в самом деле за одни неполные сутки? Он еще ниже склонился над ямой, вглядываясь в подземный сумрак и вдруг получил сзади такого пинка, от которого влетел в погребную горловину подобно пыжу в ружейное дуло под действием шомпола.
— Ха–ха–ха! — раздался сверху злорадный хохот, и вскочивший на ноги бандит увидел над собой в бледно–голубом очке имеющуюся физиономию «суслика» — Мишки Картюхова. Тут только он заметил, что в яме, кроме него самого, никого больше нет. Он заметался в ней, изрыгая проклятия и матерщину.
— Ну что, падла, попался? — спросил Мишка, заглядывая в яму с высоты своего положения и ловя бандита на мушку винтовки. — Теперь я получу с тебя за все.
В ответ бандит зарычал диким зверем и, вскинув карабин, выстрелил, но Мишка вовремя отпрянул в сторону.
— Ну, ну, давай в белый свет, как в копейку, — поощрил пленника Мишка, не заглядывая больше в завонявшее порохом отверстие.
— Сволочь! Иуда! — заорал Мухин и еще раз выстрелил в небесное пятно над головой.
— Бесись, бесись, — снова засмеялся Мишка. — Когда надоест — скажешь.
К яме подошел начальник ОГПУ с остальными участниками засады, предложил бандиту выбросить наружу карабин.
— Песня твоя, как видишь, спета, — сказал Степан, не рискуя заглядывать вниз. — Давай свое оружие, и мы тебя выпустим из ямы.
— Чтобы засадить в камеру? — отозвался Мухин, узнав по голосу, с кем имеет дело.
— А ты, что, хотел, чтобы тебя отправили в Дом отдыха?
Внизу помолчали, словно собираясь с мыслями.
— Ну так как, Мухин? — снова обратился к нему Степан.
— Берите, ваша взяла, — согласился бандит и выбросил наружу карабин. Степан поднял его, оттянул затвор — патронов в нем не было.
— Наган тоже давай, — заглянул он мельком в яму.
— Нагана нету, — ответил Мухин. Он больше не ругался и не метался в яме. Казалось, он смирился со своей участью.
— А не врешь? Учти, он тебе все равно не поможет.
— Сказал же, нету, — угрюмо повторили внизу.
— Ну, смотри… — сказал Степан и приказал одному из чекистов опустить в яму лежащую неподалеку жердь. — Вылезай.
— Сей минут, вот только курну малость, — ответил Мухин покорно, словно это не он рычал попавшим в капкан барсом всего несколько минут назад.