Едва Сона разминулась с суровым блюстителем старинных обычаев, как ей снова пришлось остановиться.
— Разрешите пройти? — обратилась она к далеко еще не старому мужчине, достающему для своего коня воду из общественного колодца, мимо которого пролегала центральная хуторская дорога.
Мужчина махнул рукой: разрешаю, мол.
Сона пошла дальше. «О ангел мужчин, — думала про себя девушка, — зачем так много расставил ты их на моем коротком пути?!»
Дзерасса была дома одна.
Ее узкое лицо с острым раздвоенным подбородком светилось приветливой улыбкой.
— Посмотри, какое платье купил мне отец в Моздоке, — засуетилась она у сундука с разрисованной яркими цветами крышкой.
— Хорошее платье, — похвалила Сона покупку, не скрывая зависти. У нее–то самой платьев раз-два и обчелся.
— А мне наш русский туфли шьет, — похвасталась она в свою очередь, желая этим сообщением хоть чуточку поднять уровень своего достатка.
Но та лишь снисходительно повела худым плечиком.
— У меня туфель целых две пары, — вздохнула Дзерасса, — и платьев много. Клянусь моим братом, я все бы отдала за такие глаза, нос и брови, как у тебя. Посмотри на мой длинный нос. Им не будешь любоваться. Счастливая ты: все парни заглядываются, даже этот чужак сапожник... И что ты нашла в нем хорошего? Нос — вот такой, — Дзерасса надавила пальцем на кончик собственного, — глаза, как у лягушки. Усов нет, кинжала тоже нет.
— А ты бы пошла за него замуж? — усмехнулась Сона. Дзерасса опешила: такие мысли не приходили ей в голову.
— Нужна я ему, если ты для него — чище зеркала, — сказала она со вздохом. — К тому же... Ох, совсем забыла! Я ведь завтра с ним в Моздок еду крестить твоего братишку. Кумой его буду. Вчера отец твой приходил, я согласилась.
— Ой, как интересно! — воскликнула Сона, обнимая подругу. — В город на пасху поедешь, увидишь...
Но она не успела договорить, что же такое интересное увидит Дзерасса в городе, — стукнула дверь, и в хату вошла соседка Кельцаевых Срафин, жена Тимоша Чайгозты.
— Да будет у вас, красавицы, столько женихов, сколько бусинок на ваших шеях, — сказала она со стоном, держась рукой за морщинистую щеку. — А где же хозяйка?
— Мама ушла к Хуриевым, — ответила Дзерасса. — Она скоро вернется.
— Ох! Пока она вернется, я, наверно, отправлюсь к своим предкам. Не знаешь ли, доченька, куда она положила корешок от зубной боли, что давала ей бабка Бабаева?
— Не знаю, нана [13].
— Ох, погибель моя! Нет сил больше терпеть. И бабка как назло в гости уехала, — запричитала больная женщина.
И тут вперед выступила Сона.
— Дайте я посмотрю, — попросила она.
Больная раскрыла рот, ткнула пальцем: «Оэ-э», — сказала она вместо «вот этот».
Сона тронула зуб, он качался.
— Ой, смерть моя! — заголосила несчастная женщина, замотав головой, словно лошадь от наседающих оводов.
— Зуб негодный: весь почернел и дырка внутри, — поставила диагноз доморощенный врач. — Дай–ка мне, Дзерасса, суровую нитку, чтоб крепкая была.
Нитка нашлась. Сона сделала из нее петлю, надела на больной зуб, попросила подругу подержать стонущую пациентку за руки. Последняя не сопротивлялась: когда доймет тебя боль, пойдешь на что угодно.
— Я у нашей Лизы уже два зуба вытащила, — сказала Сона и, намотав нитку на кулак, сильно за нее дернула.
Больная вскрикнула и вылупленными от боли глазами уставилась в раскачивающийся на нитке зуб. Когда пришла в себя, сказала взволнованно:
— Какие силы небесные привели тебя в дом моих соседей, милая девушка? Пойдем ко мне, я дам тебе свое платье, оно почти новое.
Сона в ответ покачала головой:
— Мне не надо ничего давать, я же еще не такая старая, как Мишурат Бабаева.
Срафин с одобрением взглянула на свою избавительницу:
— Как быстро выросла старшая дочь у Данела. А я думала, что рос все эти годы только мой Микал. Осенью пойдет служить в казачий полк. Счастлива будет та, на которой он женится. Ну, прощай, мое солнышко, быть бы тебе до ста лет такой же красивой и сильной. Когда придешь на праздничное игрище, спляши лезгинку с моим сыном — хочу посмотреть на вас.
Глава вторая
Пасха в том году выдалась ранняя. На дворе было еще прохладно. Особенно по утрам. Поэтому новорожденного поверх пеленок и байкового одеяла укутали отцовской шубой. Он лежал на соломе в арбе и сосредоточенно смотрел на купающуюся в солнечных лучах голубую звезду, словно пытаясь определить, не его ли это звезда, и если его, то какую судьбу уготовила она своему подопечному...
Рядом с ним, укрыв ноги полстью, сидела его будущая крестная мать Дзерасса. На ней черная шелковая шаль с ярко-красными цветами, синий суконный бешмет и длинная с оборками юбка, тоже синяя. Сразу видно, собралась девка не на посиделки к бабке Бабаевой, а в город на праздник.