— Э... — отрешенно махнул гость рукавом черкески. — Друг обижал очень, чтоб ему зарезали собаку на его поминки.
— Это кто ж такой, Тимош Чайгозты, что ли? — высказал предположение сапожник, наблюдая краем глаза за выражением лица у собеседника.
— Воллахи! — удивился Чора. — Ты, Степан, наверно, молотком не сапог бил, свою голову. Тимош мне такой друг, как тебе атаман Отдела. Старый ишак Мате обижал Чора, вот кто.
— Что же он такое сделал?
— Он сказал: земля круглая и она асе время кружится, как колесо в арбе. Дурак, совсем дурак, — и Чора сплюнул через порожек.
— Почему же дурак? — возразил Степан. — Земля и вправду круглая и она крутится вокруг солнца.
Чора не ожидал такого поворота. Он изумленно похлопал ресницами, вглядываясь в лицо шутника русского и отыскивая на нем следы затаенной насмешки.
— У тебя тоже в голове кружил, да? — повертел он пальцем возле своего уха, затем ткнул им в сторону колодца. — Если земля кружится, почему колодец не кружится — всегда в той стороне стоит?
— Видишь ли, Чора...
— Э... видишь — не видишь, — поморщился Чора. — Рассказывать сказки будешь детям, а мне — лучше расскажи, что такое Государственная Дума.
Степан даже молоток отложил в сторону — так его удивил вопрос старика.
— А ты где слыхал про эту штуку? — спросил он в свою очередь.
— Мате говорил. К нему сын его сестры приезжал из Владикавказа, золотая цепь на груди. Такой же дурак.
Пробежав пальцами по частоколу разнокалиберных газырей, Чора выдернул один из них — не то ружейный патрон, не то кусок медной трубки, запаянный с одного конца, вынул из него газетный лоскуток, оторвал на закрутку, из другого газыря отсыпал щепотку махорки. Свернув цигарку, достал из третьего газыря кусочек трута и осколок кремня. Наложил трут на кремень, прижал большим пальцем, вытащил из обшарпанных ножен ржавый, обломанный на целую треть кинжал и привычным ударом высек из кремня искру.
— Да у тебя, я гляжу, не черкеска, а целый склад, — заметил Степан, прикурив вслед за ее владельцем от задымившегося трута.
Чора самодовольно выпятил грудь.
— В кармане носить — дырка будет, потерять можно. А газырь — хорошо: каждая вещь на своем месте. Вот посмотри, — Чора вынул еще один газырь, опрокинул на ладонь. Из него высыпались рыболовные крючки. — А вот смотри: иголка, нитка — берем, шьем, пожалуйста.
— Карандаш надо писать хапыр-чапыр бумагу? Бери карандаш. А вот здесь чего есть — совсем забыл, — Чора высвободил из матерчатого гнезда охотничий патрон восьмого калибра, отколупнул пробочный пыж, тряхнул на ладонь и зацокал языком от удивления: — Цэ, цэ! Какой старый, плохой кудыр [12], — он постучал себя кулаком с зажатым в нем патроном по лбу. — Лучше б моя мать родила ишака, чем меня, такую пустую голову.
На дрожащей его ладони вспыхивали голубыми огоньками два небольших сапфира, вделанные в золотые сережки в виде скачущих во весь мах лошадей.
— Где ты их взял? — прервал поток красноречивой самокритики Степан, беря в руки драгоценную находку.
— Ты начальник полиции, да? Зачем спрашиваешь? — сплюснул глаза Чора. — На дороге нашел, понял?
— Продай серьги.
Чора раздвинул глазные щели.
— Ты — купить? Зачем тебе бабские... — он покрутил пальцами, не находя в своем русском лексиконе подходящего слова, и вдруг расплылся в понимающей улыбке. Глаза его снова спрятались в зарослях черных ресниц. — А... понимаем, все понимаем. Девке дарить будешь. Ты ей серьги — она тебя целовать крепко.
— Что ты плетешь? — Степан густо покраснел и протянул серьги их владельцу. —— Какие еще девки?
— Ты, Степан, хитрый, а Чора еще хитрей: давеча видал, как Сона в сарай звал. Я все понимаю...
Степана словно оса ужалила. Резко повернулся к провидцу, сжал молоток — жилы так и вспухли на руке лиловыми выползками.
— Говори, да не заговаривайся, старик. Сона — хорошая девушка. Я хочу ей туфли сшить, понял? Мерку с ноги надо снять, а ты: «в сарай звал», — передразнил он Чора и отвернулся.
Чора перестал улыбаться. Взял собеседника за плечо:
— Не серчай, ради бога, я немножко шутил. Хочешь, я буду тебе Сона сватать? Цэ, цэ, не девка — вишня.
— Да она не пойдет за меня, —вздохнул Степан и снова покраснел.
— Э, пойдет-не пойдет, много ты знаешь. Ведь Сона любит тебя.
— С чего ты взял?
— Она Дзерассе говорила, я слышал.
— Что же она сказала? — Степан почувствовал, как сильнее забилось сердце.
— «У русского глаза красивые», — Чора взглянул на собеседника, пожал плечами. — И что она в них нашла? Глаза как глаза. Вот плечи, правда, красивые: широкие, крепкие. И руки...