Кто не видел казачьей лавы, тот не может себе представить, какое впечатление она производит на атакуемых ею. Сотни коней с оскаленными мордами, распластавшись на полный мах, мчат на себе с ураганной скоростью утративших человеческий облик всадников. С воем, свистом, криком, блеском сабельных молний мчатся они черными демонами гибели и разрушения. За плечами у демонов распушенные по ветру крылья-бурки.
— Урра-а! — ревет многоглоточная лава, приближаясь к откатывающейся в ужасе пехоте и загибая на флангах концы, как загибает концы крыльев коршун, схватив когтями свою добычу. — Руби! Бей! Га-а!.. мать вашу!
Степан с трудом удерживал себя в окопе. Сжав зубы, смотрел на неравную схватку. Что же молчит наша артиллерия? Чего ждет?
Но вот где–то сзади донесся глухой гром орудийного залпа, и тотчас в воздухе просвистели снаряды, расцветая над казачьей лавой белыми розочками. Они вспыхнули огнем и секанули по вражеской коннице шрапнельным градом. Взвились на дыбы ошалевшие от боли и ужаса кони, повалились с них сраженные свинцом всадники. Над землей — грохот, ржанье, стоны и вопли. Еще и еще просвистели снаряды. Лава смешалась в кучу, корчась тараканьим комом, на который плеснули вдруг крутым кипятком. Пора! Степан выпрыгнул из окопа, кинулся к стоящему в балке коню, не чувствуя собственного веса, вскочил в седло.
— За мной! Шашки вон! Марш-марш! — крикнул командир сотни звенящим голосом и понесся к копошащейся куче, выбирая на ходу подходящую мишень для сабельного удара. Взгляд его остановился на дюжем казаке в серой черкеске и такой же серой саксаковой шапке. Ну держись, бичераховский конник!
— А-а-а-а! — завопил Степан не своим голосом, забывая в эти страшные минуты о том, что он человек, и ощеряя зубы подобно дикому зверю.
Казак в саксаковой шапке не стал уклоняться от встречи с несущимся на него во весь опор красным кавалеристом. Развернув коня, он поднял его на дыбы и бросил навстречу врагу.
— Иди, иди сюды, я погляжу, какая она у тебя твоя поганая кровь! — прохрипел он, наливаясь бешенством и поднимая для встречного удара тяжелую шашку.
Звякнули, скрестившись, два клинка, и один из них, взвизгнув, словно от боли, переломился пополам. Только теперь Степан увидел под саксаковой шапкой знакомые кустистые брови и рыжую бороду. Вот почему ему было сегодня муторно с утра: сердце предсказывало недоброе.
— Ты? — вывернул налитые яростью глаза бичераховец, занося над головой свою голубую гурду для повторного удара, но подскакавший сбоку Митро упредил его: неловко, по-топорному он рубанул саблей по саксаковой шапке, и Силантий Брехов, разваленный неумелым, но страшным ударом до самых газырей, рухнул с коня на землю.
Первым к Казбеку прибежал Мишка. Он так пронзительно свистнул под окном хаты, что на дворе всполошились куры, а в самой хате только что поднявшийся с постели Егор Завалихин с чувством заматерился и, подковыляв к окну, показал свистуну кулак: «Ишь рассвистелся, душа с тебя вон!»
— Дрыхнешь? — крикнул Мишка в заспанное лицо выскочившего на улицу приятеля и шмыгнул носом. — А там такое делается!
— Что? — вытаращился Казбек, застегивая на штанах пуговицу.
— Бичераховцы отступают! Через Дурной переезд поперли несть числа: и тачанки, и пушки. Слышишь, за железной дорогой стреляют?
Казбек прислушался: действительно, со стороны Армянского кладбища доносилась ружейная стрельба.
— Бежим скорее! — крикнул Мишка и замелькал черными пятками — только пыль в разные стороны.
Напрасно Сона, выскочившая вслед, за братом на улицу, звала его назад, призывая кары небесные на его непутевую голову, — тот даже не оглянулся.
Одним духом ребята пересекли Осетинскую, Владикавказскую и Католическую улицы и только на Алексеевском проспекте перевели его, дыша, как поддувало в кузнице Герасима Амирова.
— Гляди, гляди, Димка-Фараон пожитки на бричку складает! — вытянул руку Мишка и, заложив пальцы в рот, снова свистнул соловьем-разбойником.
Димка оглянулся на свист и понуро побрел к крыльцу своего дома.
— Драпать собираешься? — злорадно спросил Мишка, подходя к бричке.
— Не драпать, а отступать, — бросил через плечо Димка, но тем не менее останавливаясь для продолжения разговора.
— Это все одно, — подошел Мишка поближе.
— Нет, не одно. Мы отступим в Наурскую для перегруп... пировки сил и снова пойдем в наступление.
— Врешь.
— Сам врешь.
— Вам теперь вовек не вернуться.
— А вот вернемся. И будем большевиков на всех деревьях вешать, как... твоего отца.