— Подлая собака! — стиснула Сона кулаки, и пристав не сразу понял, к кому относится это гневное ругательство: к его бывшему арестанту или к нему самому.
— И вы отпустили на свободу этого негодяя? — продолжала Сона, сверкая глазами — прямо дикая кошка да и только.
— Я должен был сдержать свое слово, — пожал плечами пристав. — Притом, как вы сами, наверное, поняли, мои действия определялись не только личными соображениями... А вот и ваше обиталище, — подвел он свою спутницу к дому купца Шилтова, в котором временно расположился лазарет.
— Спасибо, Дмитрий Елизарович, — сказала Сона, протягивая руку к дверной ручке. Но пристав опередил ее.
— Прошу вас, — распахнул он дверь — Мне нужно повидаться с вашим шефом. И потом... Я не успел сказать вам, Софья Даниловна, самого главного.
«О чем он еще хочет говорить?» — подумала Сона с невольной тревогой, поднимаясь по ступенькам лестницы на второй этаж.
Быховского, начальника лазарета, с которым хотел повидаться начальник полиции, в приемном покое не оказалось, тем не менее пристав не спешил уходить.
— Мне пора к моим больным, — сказала Сона.
— А мне остается лишь ревновать вас то к вашему мужу, то к вашим больным, — отозвался будто в шутку пристав, усаживаясь поудобнее на казенном скрипящем от старости стуле и морща нос от специфического больничного духа. — Почему вы так холодны со мной? Вот уже два года как умерла моя жена, царствие ей небесное, — он небрежно перекрестился, — а вы все еще продолжаете избегать меня и не отвечаете на мои к вам чувства!
— Не надо, господин пристав, — попросила Сона, и тень грусти прошлась по ее лицу. — Вы же знаете, что я не вдова, слава богу. Ну зачем вы так?
— Опять — «господин пристав»? Вы что, забыли как меня зовут? — привскочил на стуле пристав и стукнул кулаком по служебному столу. — Поймите, я же не виноват, что не могу жить без вас.
— Потише, прошу вас. Во-первых, за дверью больные, а во-вторых, все это я уже слышала.
— Знаете, о чем я больше всего жалею сейчас?
— О чем?
— Что, мои люди не застрелили его при попытке к бегству.
— Вы и так много причинили ему зла. И мне тоже...
— Я находился при исполнении служебных обязанностей, как вы знаете.
— Поэтому я не отворачиваюсь от вас при встрече, Дмитрий Елизарович. И еще из благодарности за моего отца. Прощайте.
Из двери, ведущей в палаты, выглянула пожилая няня.
— Ты пришла, Сонечка! — обрадовалась она. — Ну и слава богу. А то Катерина, холера ей в бок, завьюжилась куда–то вслед за теми, что давче с флагом, а про ранетых забыла, А им порошки время подавать.
— Я сейчас, тетя Поля, — Сона подошла к шкафу, достала из него больничный халат и косынку. Обернувшись, смерила нежеланного гостя выжидающим взглядом: пора, мол. Тот нехотя встал, не глядя на нянечку, направился к двери.
— До свидания, несносная женщина, — пробурчал он на ходу, и, уже скрываясь за дверью, добавил погромче: — Скажите Быховскому, что я зайду к нему попозже.
— Чего это ему понадобился наш Вольдемар? — полюбопытствовала нянечка, когда за начальником полиции закрылась дверь.
— Кто его знает, — пожала плечами Сона. На что нянечка погрозила ей толстым пальцем:
— Гляди, девка... у энтих бугаев одно на уме: как бы половчей подъехать к красивой бабенке. Сама, чай, была молодой — знаю. Вон в Катькино дежурство тоже бесперечь приходит.
— Кто, пристав? — усмехнулась Сона, надевая халат.
— Не пристав, а купец. И как не стыдно такому старому. Тьфу! И правду говорят: «Седина в бороду...» Да и Катька хороша...
— Да причем тут Катерина? Неведов с Вольдемаром Андрияновичем старые приятели.
— Приятели–то приятели, а Катьку этот толстопузый походя щиплет за что не надо. Все они — приятели. Так что, голубушка, дай Бурыкину порошок, а то страсть как мается человек, — переменила разговор нянечка и скрылась за дверью.
Сона повязала косынку, поправила ее на лбу перед стоящим на тумбочке зеркалом и, усевшись за стол, принялась подбирать для раненых назначенные врачом лекарства. Но не успела проделать и половины работы, как раздался стук в дверь и на ответное «да-да» вошел в приемный покой пристав.