Чора переложил кошачий хвост, из правой руки в левую, прежде чем пожать руку повстречавшегося родственника, и ответил с гневным презрением в голосе:
— Я несу ее на могилу Вано Караева, пускай отведает дохлятины, раз его сын Мате совсем потерял совесть.
— Да что он такое натворил? — удивился Данел. — Может быть, он украл у тебя барана?
Чора с укоризной взглянул, на насмешника, снова переложил из руки в руку кошачий хвост:
— Он украл у меня веру в человеческую справедливость: вот уже сколько лет не отдает мне долг.
— Что ж он тебе задолжал?
— Новую шапку и таск [3] кукурузы.
— Зачем же ты отдал ему новую шапку, когда сам в облезлой ходишь?
— Пустое говоришь, — поморщился Чора, — Я не шапку ему давал, я целых полдня рассказывал этому бесчестному человеку про то, как живет в Стране мертвых его отец. За это он пообещал мне новую шапку. Пообещал и не дал — все равно что украл. Вот отнесу его отцу на обед дохлую кошку, пускай тогда покрутится этот старый мошенник Мате.
«Не у одного меня подвело живот от голода», — усмехнулся в душе Данел и, уступив дорогу старшему по возрасту, продолжил прерванный путь. Ему повезло: Аксан Каргинов не успел еще уйти на кувд, устраиваемый Тимошем Чайгозты в честь своего сына Микала, получившего на германском фронте за ратные подвиги четвертый Георгиевский крест. Он стоял, большой и нарядно одетый, посреди своего обнесенного новым плетнем двора и что–то говорил работнику-ногайцу Джаныму. Тот в ответ покорно кивал широкой, как пивной котел, шапкой и угодливо улыбался.
— А... это ты, Данел, — оглянулся хозяин на голос незваного гостя. — Каким счастливым сквозняком занесло тебя на мое подворье?
Данел проглотил насмешку, только скулы у него заметно порозовели от прилившей к лицу крови.
— У меня к тебе, Аксан, небольшая просьба, — начал он подчеркнуто веселым голосом: — Дай мне, пожалуйста, немного муки в долг, пока я смелю свою пшеницу на мельнице Захара Хабалонова.
— Уж не ту ли самую пшеницу, которую я дал тебе в прошлом году? — прищурился Аксан.
Румянец на впалых щеках Данел а стал еще ярче. «Надо было пойти к Латону Фарниеву», — с запоздалым раскаянием подумал он. С трудом изобразив на лице подобие улыбки, продолжил разговор:
— Прости, пожалуйста. Сам знаешь, какой плохой урожай был в прошлом году, рассерчал на нас за что–то святой Уацилла. В этом году обязательно отдам, пусть меня похоронят рядом с ишаком, если не сделаю как говорю.
— Хорошо, Данел... — посерьезнел Аксан и погладил роскошную, тронутую дымкой времени бороду, — я дам тебе муки, но за нее нужно отработать на моем дворе.
Данел сдвинул брови в сплошную черную линию.
— Зачем обижаешь? Никогда Данел не был и не будет батраком. Ты, наверно, забыл, что моя фамилия — Андиев. Мой прадед был беком...
— Пусть подо мной земля провалится, если я хотел тебя обидеть, Данел, — всплеснул руками Аксан. — Зачем тебе самому работать? Пришли ко мне своего сына.
— Но он еще слишком мал... — возразил Данел. — Какой из него работник?!
— Хе! — усмехнулся Аксан и поиграл серебряным набором на своем поясе. — Разве мне его запрягать вместо быка в мажару? Ай-яй, Данел! ты всегда был несправедлив ко мне. Пусть только смотрит на базу, чтоб телята не пососали маток — вот и вся работа. Чем целыми днями гонять по хутору без дела, лучше пусть отцу поможет. Ну разве я неправильно говорю?
Данел поскреб пальцами под папахой. Правильно говорит Аксан, ничего не сделается этому сорванцу, если поглядит за чужими телятами.
— А сколько ты мне дашь муки, Аксан, если я приведу к тебе моего сына?
— Клянусь Уациллой, это деловой разговор! — воскликнул Аксан. — Возьмешь столько, сколько он поднимет за один раз.
— Но он, наверно... не сможет поднять больше пуда, — возразил разочарованный отец будущего батрака.
— А разве этого мало? — сделал удивленные глаза хуторянин-богач.
Хоть и мало, но все же лучше чем ничего. Повеселевший Данел едва не бегом направился домой: уже сегодня к обеду у них будут пшеничные лепешки. Боже великий! Помоги Казбеку поднять мешок потяжелее.
Не доходя до центрального колодца, Данел снова увидел Чора. Он шел в обнимку со своим должником Мате Караевым и пел песню. Мате подтягивал ему дребезжащим басом и в такт песне размахивал дохлой кошкой.
— Куда это вы направились, да будет вам попутчиком сам Уастырджи? — крикнул Данел, прикидывая на глаз, сколько примерно выпили араки эти люди, достигнув за довольно короткий срок такого отменного состояния духа.
Ковыляющий из стороны в сторону дуэт остановился. Запевала сделал неопределённый жест рукой, с трудом заворочал языком: