Устя снова скосила глаз на соседа по телеге. «Осетин, должно, хоть и в казачьей одежине», — подумала она и решила, что он красивый парень.
— Ты не из Черноярской родом? — спросил у раненого Денис, бросая на его забинтованную ногу нахмуренный взгляд.
— Нет, — улыбнулся раненый и тоже взглянул на свою ногу, лежащую березовым поленом между хозяином подводы и его дочерью. — Я моздокский. А родом с Джикаева хутора. Мальчишкой еще в Моздок переехал.
— К сродственнику аль ишо к кому?
— Считай что к родственнику. Один хороший человек к себе взял вместо брата. На работу устроил и грамоте обучил. Очень хороший человек, — повторил раненый и вздохнул.
— Хорошие люди, они редко в жизни встречаются, — вздохнул и Денис.
— Почему редко? — не согласился раненый. — Вот ты, например, тоже хороший человек.
Денис обернулся к пассажиру, дернул щетинистой впалой щекой:
— Хм... С чего ты взял?
— Тебе на ярмарку нужно, а ты меня в больницу везешь. Значит, ты хороший человек. И дочка у тебя славная.
При этих словах Устя резко обернулась, смерила парня насмешливым взглядом.
— Ишь, глазастый какой: в одночас разглядел всех. С папахой гутаришь, ну и гутарь, а других дуром не замай.
Денис весело подмигнул опешившему от такой отповеди седоку:
— Что, брат, отхватил горячего до слез? Вот так кажный раз: ты им по-хорошему, а они тебе: «Гыр-гыр-гыр!» Сказано, яблочко от яблоньки недалеко котится. Их у меня шестеро, и все как одна в мамашу удались характером. Курская порода, хохлячья, провал их возьми.
— А вы, папаша, лучше про свою породу гутарьте, — огрызнулась Устя и, соскочив с телеги, пошла рядом, гордая, независимая.
— Во-во, — ухмыльнулся отец, — правильно сделала: кума пеши — коню легше.
— А у нас говорят: «На мать смотри, а на дочери женись», — рассмеялся раненый. — Я бы тоже пешком потопал, да вот нога подвела.
— До свадьбы загоится, — успокоил его хозяин телеги. — Тебя как звать–то?
— Оса, Осип, — по-русски.
— Где ж тебя, Осип, подловила вражья пуля?
— В автомобиле снарядом.
Раненый стал рассказывать про свой последний бой, а Устя шла рядом и старалась не пропустить ни единого его слова. «Красиво рассказывает, как богомаз Сюркин, — невольно отметила про себя, бросая на рассказчика быстрые взгляды, — на автомобиле ездил, а по виду — джигит». На сердце у нее почему–то было неспокойно. Неужели оттого, что телега приближается к Стефановскому собору, рядом с которым находится лазарет, и что этот красивый чернобровый парень сейчас скроется в нем? Вот же холера, и откуда он взялся такой улыбчивый да приятный?
Между тем телега, громыхая колесами по булыжной мостовой, подкатила к лазарету — большому двухэтажному зданию. У его входа суетились санитары с носилками в руках. Между ними ходил тот самый офицер-доктор с лихо закрученными усами.
— Полегче, полегче, охломоны! — покрикивал он на санитаров, — не дрова ведь таскаете.
Заметив подъехавшего Дениса, дружески подмигнул ему:
— Вот так–то, любезный... Ты, что ль, сейчас на ярмарку?
— А куда ж еще?
— Может, прихватишь с собой? А то меня там один человек ждет по очень важному делу. Что ж ты, красавица, не поможешь слезть с телеги пострадавшему за веру и Отечество? — переключился тут же доктор с отца на его юную дочь.
Устя смутилась. Нагнув голову, подошла к раненому, неловко просунула ему руку под мышку:
— Давай помогу...
— Тебя, как звать? — шепнул ей раненый, опираясь правой рукой на костыль.
— Феклой, — усмехнулась Устя, поддерживая его за предплечье и ведя к распахнутым настежь дверям лазарета.
— Хорошее имя, — снова шепнул раненый. — Когда поправлюсь, приеду к тебе свататься. Куда приезжать, Фекла Денисовна? .
— В Кудыкину станицу, — ответила сердито Устя, но сама залилась-зарделась степным тюльпаном.
— Найду и там, — блеснул зубами беспомощно ковыляющий на одной ноге жених и вдруг оторвался от своей хрупкой опоры, протянул руку вперед и кверху. — Сона! — крикнул он зазвеневшим ст радости голосом и запрыгал подбитым журавлем навстречу молодой, такой же чернобровой, как сам, женщине в сером больничном халате. — Клянусь матерью, это ты, ма цастыты рухс [15], — перешел он на осетинский язык.