Сзади зацокали копыта.
— Эй, берегись, худая жисть!
Казбек оглянулся: посредине улицы, шурша о камни мостовой резиновыми колесами, мчался блестящий черный фаэтон, запряженный парой серых лошадей. На передке одетый в кумачовую шелковую рубаху восседает лихой кучер, за его спиной полулежит на кожаном сидении, раскинув в стороны руки, седок в высокой кожаной шапке.
— Чабан гуляет! — услышал Казбек рядом с собой завистливый голос. — Должно, деньжищ у него пропасть.
И правда: сидит в фаэтоне чабан и не просто чабан, а дядька Митро — собственной персоной, как бы сказал Василь. А где же ярлыга? Выглядывает блестящей закорючкой из другого фаэтона. Ого! Да их, этих фаэтонов, штук пять! Несутся один за другим, и на каждом лежит что–либо из чабанских принадлежностей.
— Дядька Митро! — крикнул Казбек и побежал следом за фаэтонами.
Чабан оглянулся на звонкий мальчишеский голос, повел по толпе обывателей мутным взглядом и отрешенно махнул рукой.
— К Каспарке в «Сан-Рено» покатил! — решили в толпе.
Остановился Казбек возле кинотеатра, над входом в который была нарисована на бумажном листе красивая тетя с кинжалом в груди. С трудом отдышался после быстрого бега. Огляделся по сторонам: где же живет этот Каспарка, к которому умчался дядька Митро? К нему подошел мальчишка, лупоглазый, как рак, и длинный, как цапля, — на целую голову выше его самого. На нем белая рубашка, подпоясанная ремнем с блестящей пряжкой, и такая же белая фуражка с блестящим черным козырьком.
— Ты зачем взял гнездо от нашей курицы? — спросил он строго.
— Какое гнездо? — изумился Казбек.
— Вот это, — незнакомец схватил с его головы лапух и потряс им в воздухе.
— Отдай мой шапка! — крикнул Казбек, бросаясь к обидчику, но тот еще выше поднял шляпу и засмеялся от избытка игривого настроения.
— Поцелуй, тогда отдам, — протянул он под Казбеков нос ладонь.
Казбек плюнул в ладонь и в ту же секунду скорчился от боли — то незнакомец ухватил его за продетую в ухо серьгу:
— Я тебя научу хорошим манерам, дикарь.
— Пусти! — крикнул Казбек, перехватывая руку мучителя своими руками.
— Проси прощения, — приказал незнакомец.
— Пусти, Фараон, — произнес кто–то сбоку, и Казбек увидел еще одного мальчишку в донельзя рваной рубахе и таких же штанах. У него на голове копна черных, давно нечесаных волос, по бокам которой торчат в стороны большие уши. Он мал ростом и слаб телом, но в зрачках его по-кошачьи зеленых глаз светится неиссякаемая жизненная сила.
— Тебе–то что? — повернулся к нему названный Фараоном. — Иди своей дорогой, мазурик.
— Брось, тебе говорят, — строже прежнего произнес маленький оборвыш, и его тонко очерченные брови гневно сошлись к такому же тонкому носу.
— А если не брошу? — вызывающе ухмыльнулся Фараон и еще сильнее потянул за серьгу, отчего ее владелец заорал не своим голосом.
— Мишке скажу! — закричал заступник, закатывая на худых черных от загара руках остатки рукавов.
— Боялся я твоего Мишки, — перекосил Фараон в презрительной ухмылке губы, но серьгу выпустил.
— Отдай чепчик и канай отсюда, — не унимался заступник.
— Пожалуйста! — лупастый верзила поддал Казбеков лапух ботинком и, засунув руки в карманы брюк, зашагал прочь.
А оборванец подошел к Казбеку.
— Больно? — спросил участливо.
— Чут-чут, — благодарно улыбнулся Казбек сквозь застилавшие глаза слезы.
— Тебя как зовут?
— Казбек.
— А меня — Шлемка. Чего это он к тебе привязался?
Казбек пожал плечами:
— Не знаю. Я шел, а он говорит: «Зачем взял наш курица?» Какой курица? Я не видал никакой курица. Кто это такой?
— Димка Негоднов, нашего пристава пацан. Вредный до нет спасу.
— А почему ты его Фараон назвал?
— Я же говорю, что батька у него пристав, начальник полиции — самый главный фараон у нас в Моздоке. Вот и Димку мы так прозвали. Он в реальном учится, задавала тот еще. А ты зачем это носишь? — прикоснулся к серьге Шлемка.
— Э... — поморщился Казбек, вновь и вновь прикладывая к горящему уху ладонь. — Не сам повесил — бабка Мишурат на счастье повесила, чтоб ей самой повесили на ухо камень от мельницы.
— Ты не моздокский?
— Нет, с Джикаев-хутор. На ярмарку приезжал, — и Казбек, движимый хорошим чувством к новому знакомому, рассказал все, что с ним произошло в этот последний день ярмарки.