Майя, закончив усаживать труп, усмехнулась, и до Стаса неожиданно дошло. Однако верить не хотелось.
— Ну что, пошли? — обернулась к нему Майя, сняв перчатки и небрежно бросив их прямо на пол.
Вероятно, он в эту минуту был такой же бледный, как и неизвестный мертвец. Он словно окаменел, руки и ноги двигались со скрипом, как проржавевшие сочленения старого механизма. С трудом заставил он себя сдвинуться с места и последовать следом за Майей, взяв по пути свой рюкзак и кошку Пэрис.
— Телефон оставил? — поинтересовалась Майя на пороге, нахмурившись и строго поглядев на Стаса.
— Да, — соврал Стас, плохо понимая, что несет.
Дешевый смартфон лежал в рюкзаке, симка в нем была активирована никому неизвестная. Телефон — такая незаменимая в современном мире вещь, что Стас просто не нашел в себе сил расстаться с ним прямо сейчас. Возможно, чуть позже… Выбросить телефон, думается, не такая уж большая проблема.
На лестничной площадке клубился неестественный туман и глохли звуки. Или это казалось Стасу?
Пока Майя налегке шагала к лифту (свой рюкзак и чемодан она оставила в квартире), Стасу почудилось, что тату на ее шее двигаются, вибрируют, двоятся…
Майя нажала на кнопку вызова лифта, и Стас подивился удивительной тишине. Не было слышно даже движения кабины лифта, хотя светящиеся цифры явно указывали на то, что она опускается к ним с девятого этажа.
Подобная тишина бывает в глухой деревне в полночь — да и то, когда никто из местных не фестивалит, и собаки угомонились.
— Ты что-то видишь? — осведомилась куратор, пока они ждали лифт.
— Туман.
— Неплохо, — произнесла Майя загадочную фразу.
Они спустились на лифте, вышли в подъезд, никого не повстречав, в той же гробовой тишине, поглощающей даже звук шагов и дыхания, и направились по пустынному темному двору к парковке. Странный туман все еще окружал их, расступаясь по мере их движения вперед и затягивая пространство позади. В этот не самый поздний час всех прохожих, жильцов, детей, собачников и просто прогуливающихся бездельников точно магической метлой смело.
— Почему никого нет? — прошептал Стас.
— Они есть, — отозвалась Майя. — Это нас нет для них.
«Что она имеет в виду? — подумал Стас. — То, что вы выпали на какой-то другой подуровень реальности, и для остальных невидимы? А другие, в свою очередь, невидимы и неслышимы для нас?»
Вслух он спросил иное:
— А как же моя машина?
Любимую «Тойоту» ему было жаль оставлять на произвол судьбы — куда жальче, чем квартиру.
— Останется здесь! — со смешком сказала Майя, догадавшись о терзающих его чувствах.
— Там… лопата. Отцовская, — брякнул Стас.
— Ну и что? Ты должен оборвать все корни.
— Я чувствую, что она… моя. По-настоящему.
Майя остановилась и смерила Стаса взглядом, в котором не было ни намека на насмешку.
— Тогда забери ее с собой. Дай, подержу твою кошку.
Стас отдал ей Пэрис, бегом метнулся к машине, едва видимой в загадочном тумане, открыл багажник, вынул оттуда лопату, захлопнул багажник и вернулся к Майе. Куратор ждала его на прежнем месте, поглаживая кошку. Он попытался сунуть ключи от машины обратно в карман, но Майя требовательно протянула руку:
— Давай сюда.
Помедлив, он отдал ключи. На этом брелке болтались ключи и от квартиры в том числе. Квартиру он, кстати, аккуратно запер.
Майя схватила связку и тут же зашвырнула их в ливневый сток на краю тротуара.
— Эй! — вырвалось у Стаса.
— Садись, — улыбаясь снисходительно, сказала Майя.
Она кивнула на стоящий поблизости серый фургон. Стас мог бы поклясться, что минуту назад его здесь не было. Проклятый туман — из-за него ничего нормально не видно. На боку фургона канареечными буквами было написано «Общественный фонд ДАКИНИ».
— Куда мы поедем?
— Подальше отсюда. Сюда ты больше не вернешься.
«Да, ты говорила об этом. Что я не вернусь сюда никогда!»
— Но…
— Хочешь стать «едой» для Серых?
Стас промолчал. Открыв боковую дверь, он полез внутрь фургона. В полумраке было видно, что в салоне имеются два широких, каждый на троих, откидных сиденья и откидной же столик; в задней части стоят канистры — судя по всему, с бензином — и какие-то обмотанные скотчем коробки. Стас положил лопату на пол между сиденьями. Там уже лежал продолговатый брезентовый сверток — кажется, с удочками.
Пока откидывал сидение и усаживался, стукнул молотком о край дверцы. Подумать только: он навсегда оставил дом, а взял с собой лопату и молоток! «Наиважнейшие» вещи!