Незаметно его накрыло обычной сонливостью, а потом и вовсе в уме начал проигрываться сон.
Сон был тяжелым, неприятным, вязким — то был совсем не сон Изгоя.
Стас стоял в темном лесу, рядом журчал ручей, сзади тянуло холодом. Откуда-то ему было известно, что он — возле Серебряной Поймы, на берегу ручья, что впадает в озеро. По левую руку — каменное «капище», где он нашел амулет… Нет, еще не нашел. Найдет. По правую — чащоба.
Сейчас он еще ребенок, не старше двенадцати. На нем одна пижама, он бос, беззащитен и немного напуган. Он уснул в своей спальне в родительском доме, а среди ночи внезапно пробудился в осеннем лесу.
— Стасяныч! — протяжно прогрохотал кто-то в темноте.
Стас попытался убежать, но ноги не слушались. Он стоял, как пригвожденный.
— Стасян! Я иду к тебе, мелкий засранец!
В лесу трещали ветки под тяжелыми шагами. Кто-то неимоверно большой приближался, ворочался, свирепо дышал и звал Стаса, маленького и испуганного. Наконец этот некто вышел из-за деревьев, и Стас узнал Никиту, одетого одновременно по-дурацки и зловеще: в багровые, цвета засохшей крови, доспехи, сложенные из чешуек размером с ладонь взрослого мужчины. В центре каждой чешуйки моргал и щурился глазик… совершенно человеческий. Более того, это был глаз самого Никиты — с фирменным прищуром. Этих глаз было множество — десятки, разбросанные по всему костюму.
Тогда как на лице Никиты вместо глаз зияли дыры. И в этих дырах виднелась внутренняя часть черепа, черно-бело-красная мешанина несвежей плоти…
— Вот ты где! — прогрохотал ужасный Никита и широко улыбнулся.
Во рту не было зубов, зато была видна та же внутренняя часть черепа.
Отсутствие зубов, глаз и мозга Никиту ничуть не смущало. Он прямо-таки лучился самодовольством, а глазки на доспехах насмешливо вращались и щурились.
Стас стоял перед ним и не мог шелохнуться от ужаса.
— Думаешь, смылся от меня, да? — с доверительным видом поинтересовался чудовищный Никита. — Ан нифига подобного. От меня не смоешься, родимый. Мы тебя где хошь разыщем…
— Мы? — пискнул Стас.
Вдруг он осознал, что Никита не один. Позади в темноте скрывается еще какое-то чудовище, похуже Никиты… И у этого чудовища есть зубы.
Пустой Никита захохотал, как залаял. Вскинул ручищи и навалился на Стаса всей массой. Стас задергался, пытаясь освободиться, но не сумел. Его щекотали реснички многочисленных глаз на ледяных доспехах, он начал задыхаться под неимоверной тяжестью…
…и проснулся в полной темноте.
Быстро сел на своей примитивном ложе, нащупал и схватил молоток. Прислушался к тишине.
Где-то далеко капала вода, кто-то вздыхал. Или это ветер?
Было холодно и сыро. Из-за неопытности Стас выпал из сна Изгоя и теперь чувствовал весь этот дискомфорт ночевки почти на голой земле. Зрение понемногу адаптировалось к темноте, Стас разглядел смутный треугольник «окна», наклонные каменные плиты и куски древнего механизма. Экстрасенсорика помалкивала — никакой опасности, никакого жуткого Никиты поблизости. Вдали улавливается слабое присутствие Майи. Это успокаивает.
Стас тихонько улегся опять, полежал с открытыми глазами, которые не видели почти ничего, кроме смутных светлых пятен. Гранитные глыбы ощутимо давили, грозили схлопнуться — или как минимум не дать сбежать, если появится опасность…
Но нет, чутье абсолютно уверенно в том, что в горах нигде нет ни Никиты, ни безглазо-многоглазого чудища. Это сон и ничего больше. А сон приснился, потому что Стас выпал из нужного состояния.
Он вспомнил, что в качестве «горючего» для сна Изгоя используются примитивные эмоции страха и сексуального влечения. А прямо сейчас в нем присутствует страх. Чем не горючее? Надо просто выбросить из головы ненужные мысли и постараться сделать то, что он уже делал: трансформировать Ветер.
Он закрыл глаза и сосредоточился. Подхватил багрово-черную дымную энергию тревоги и страха и превратил ее в светлый поток, истекающий из затылка. Представил страх еще и тактильно: как холодный и неприятно щекочущий дым.
Получилось? Да, получилось. Он погрузился в знакомое блаженное состояние, перед закрытыми глазами из темноте проступили искаженные стены и «окна», в которых быстро проносились звезды — время заторопилось, плавно понеслось в вечность. Помещение наполнило мягкое кристально-чистое сияние. Тело окутали тепло и спокойствие.
Мысли растворились в блаженной пустоте, но осталось понимание, что проходят минуты и целые часы. А затем в это ни с чем не сравнимое состояние вторглось чужое ощущение — знакомое, тревожное, волнующее. Стас уже испытывал это ощущение — когда бежал по горам мимо этих самых руин. И раньше — когда извлек из сплошного камня амулет.