Вдали протяжно завыли — вой был звериный, волчий. То прерываясь, то усиливаясь, вой приближался, затем зверь залаял и зарычал так, что у Стаса на загривке поднялись волосы. Он где-то слышал этот лай и вой. Но где?
Загремели цепи. Потом все затихло на несколько секунд.
И между глыбами показалась огромная мохнатая псина, опутанная ржавыми цепями, — гораздо больше теленка. Несмотря на размер и искаженные пропорции, Стас мигом ее узнал — Найда!
Следом за ней величавой походкой выступил Никита — в яркой альпинистской куртке, с оранжевым рюкзаком. Стас видел новых гостей то ли обычным зрением, то ли паранормальным чутьем. Как бы то ни было, пространство под ночными облаками было залито мертвенно-синеватым свечением, достаточным для того, чтобы различать мелкие детали, но в то же время меняющим перспективу.
Никита при виде Стаса прищурился в своей фирменной манере.
— Вот ты где, Стасян, — довольно проговорил он. — Ох, и сбился я с ног тебя искать!
Стас не ответил.
Никита подошел на расстояние двух метров, уперся ладонями в колени, шумно переводя дух. Найда с тихим рычанием обошла Стаса, обдав запахом мокрой шерсти, зашла за валуны и принялась там что-то обнюхивать. Никита опустился на одно колено и сложил на другом колене обе ладони.
— Я тебя по сигналу мобильника срисовал, — объявил он то, что Стас и без того знал. — Не знаю, как это называется по-научному, но мы тебя запеленговали, Стасян, дружище. Мой знакомый — из силовых структур. У меня и там связи, видишь ли. Я упросил их не вмешиваться, сказал, что сам тебя найду. С Найдой, ха-ха!
Стас разомкнул уста: все равно Никита не дух, а нечто другое. Гончий. Разговаривать с ним запрета не было.
— Я звонил из другого места.
— Да, — согласился Никита, с самодовольной ухмылкой озирая окрестности, — местечко тут недалеко. Но от Никиты Сапожникова так просто не уйдешь! Тут тропинок не слишком-то и много.
— Никита, — сказал Стас, чувствуя ужас от Никиты, но не желающего поддерживать этот фарс, разговор двух друзей детства. — Ты врешь, Никита. Да и не Никита ты вовсе…
— Ох, да слышали мы эту песню, Стасяныч! Ты с ума сошел, вот и все. Из-за переживаний. Бабушка и матушка одна за другой преставились как-никак. Потом ты из больнички сбежал, квартиру поджег и в горы сбежал. Только я с тобой по старой памяти по-человечески разговариваю. Санитары и менты цацкаться не будут…
— Ты на чем приехал? — прервал его Стас.
— На своем джипе, — сразу ответил Никита.
— Где он?
— У подножия этой возвышенности.
— А другую машины ты видел? У подножия? Фургон?
Никита развел руками, по-прежнему стоя на одном колене.
— Там только твоя тачка стоит. «Тойота».
Как? Стас чуть было не вскочил, чтобы посмотреть. Ох, и ладно брешет Никита! По его версии Стас свихнулся, натворил дел и свалил на своей машине сюда, в горы. И не было Майи, Дары, старушки-тауханки и всех Изгоев…
«Я хочу знать правду! — мысленно вскричал Стас. — Мне надоело это вранье! Если я сошел с ума, самому мне этого не понять… не разгадать, что мерещится, а что существует на самом деле… Я хочу увидеть Серый мир!»
Захлестнул страх перед Серым миром — тот самый страх, что мешал ему отдергивать Завесу. Но Стас привычно трансформировал страх в Ветер жизни. Любая эмоция — всего лишь энергия в нашем теле. А энергия не бывает злой или хорошей, она просто течет. Это мы, люди, навешиваем на нее ярлыки и называем гневом, страхом, любовью или счастьем.
Завеса пала. И Стас увидел настоящего Никиту — существо, притворяющееся другом. Оно не было ни вязаным монстром, ни големом из мусора. На нем были яркие доспехи, сложенные из чешуек с человеческими глазами, совсем как во сне. Лицо высохшее, обтянутое пергаментной кожей, как у мумии, с черными дырами глазных орбит, оскаленными зубами, трещиной вместо носа. В глубине орбит горели желтые огни. Это черепоподобное лицо накрывала тончайшая серебряная сетка — наподобие вуали. Из-за во́рота торчали шевелящиеся нити «мицелия», прежде виденного Стасом в Серебряной Пойме. Одна рука «Никиты», лежащая на колене, была механической, из того же серебристого металла.
Найда вышла из-за валунов — монстр, даже отдаленно не похожий на собаку. Мохнатый как медведь, морда узкая, клыкастая, чешуйчатая, похожая на крокодилью. Глаза с вертикальными зрачками желтые и лютые. Вокруг морды топорщились щупальца, тонкие и розовато-склизские.
«Когда я вижу их истинный облик, они об этом тоже знают!»
«Никита» медленно поднялся с колена, не спуская со Стаса желтого немигающего взора, ощерился жутко. «Найда» заклокотала.