У Дроновой много пили, пели, танцевали, говорили и даже устроили девичьи рыдания на диване. Над диваном, опираясь о стену, шатался Изобаров и распоряжался:
– Лим-манова! Не реви! У тебя… появился защитник! Эт-то ваш… покорный слуга – Серега Баринов! М-да. Серега! Защити Лиманову! Я распорядился!
– О-о-ой! Ну на-а-адо же, распорядился он, – никак не успокаивалась великая актриса Каблукова. – Фикус!! Бенджамина…
– А ты, Каблукова, реви, не отне… отвлекайся, – все так же солировал Изобаров. – Тебя никто не зищищит… Серега не хочет… и я не хочу… Ты – злы-ы-ыдня! Ань, а чего она меня пилит все время? Не отвечай, сам знаю – она… она меня лю-бит! Цигель-цигель, ай лю-лю!
Потом полчаса успокаивали Соньку, которую чуть не разорвало от возмущения, потом… Потом Аня уже и не помнит, что было. Очнулась она на своей кровати, когда в глаза настырно лезло солнце, а стрелки часов показывали два часа дня.
Как она добралась до кровати, Аня не могла бы вспомнить и под дулом пистолета. В данный момент она лежала поверх покрывала в праздничном платье, с сотовым телефоном в руках и, что самое любопытное, в туфлях.
– М-м-м… – с трудом промычала она, пытаясь поднять голову.
Голова не поднималась. Мало того, раскалывалась. Еще и эти водопроводные трубы! Что ж они ревут-то так? Прорвало их, что ли?
Уже через пять минут Аня поняла, что ревут вовсе даже не трубы – звуки доносятся из гостиной. Она собрала волю в кулак и села. Даже скинула туфли. А потом и вовсе совершила подвиг – отправилась в гостиную.
Картина, представшая ее взору, шокировала до такой степени, что на некоторое время отступила даже головная боль.
На диване, вытянувшись во весь рост, раскидав ноги в рваных, перекрученных носках, почивал господин Изобаров. Если вчера он выглядел жалковато, то сейчас вид его и вовсе был плачевным. Волосы на макушке буквально встали на дыбы, щеки провалились, лицо приобрело землистый оттенок. При этом раздавался такой могучий храп, что пышные усы взлетали до носа.
Потом Аня долго себя спрашивала, что в тот миг заставило ее, нездоровую, с гудящей головой и трясущимися руками, совершить сей дикий поступок? И она не могла ответить. Но именно в тот миг, она медленно, будто во сне, взяла со столика ножницы, аккуратно присела возле Изобарова и старательно обстригла его буденновское великолепие. И только после этого поплелась в душ.
– Лиманова-а-а-а… – услышала она, когда уже сидела на кухне и тянула третью чашку кофе. – Лиманова-а-а-а! Это тебя я зову… красавец-мужчина-а-а… царь природы… Сбегай за пивом, а?
Аня появилась в дверях гостиной:
– Ты как у меня очутился? – сурово насупилась она. – Силой влез?
– Откуда у меня сила, Лиманова? – стонал Лешка и держался за голову обеими руками. – Вот скажи, Лиманова, ты специально меня напоила, да? Ой… как мне хреново… чего-то я себя неважно чувствую…
– Подожди-ка… Это я тебя напоила?! – задохнулась от гнева Аня. – Это ты сам хлебал водку, как пожарная помпа!..
– Значит, точно – сама споила, соблазнила, сюда притащила для утех своих подозрительных… – понуро вывел Лешка и вдруг рявкнул: – Беги за пивом, пошлячка!
Резкая боль снова гулко ухнула в черепе.
– Ой-ё… Лешка, сбегай за минералкой, – сморщилась Аня. – И пива себе купишь. Если денег нет, я дам.
– Я не могу… – Изобаров быстро повернулся на другой бок и притворился спящим. Однако долго молчком не выдержал. – Я совсем не могу, я же мужчина – царь природы. И потом, я сплю. И еще мне дурно… А тебе все равно делать нечего. Беги!
– Да какой из тебя царь? Собирайся давай и топай домой, – махнула на него рукой Аня, спорить с ним она не могла, да и не хотела. Шансов, что он сейчас рванет за спасительной минералкой, практически не было.
– Лима-а-а-анова… – вдруг простонал Лешка. – Ты долго будешь меня мучить, а? Я ж тебя русским языком попросил: принеси пива из холодильника! Там и минералку себе возьми! Ну неужели трудно – руку протянуть? Я уже вчера обо всем позаботился. У Ирки со стола свистнул парочку бутылок с заковыристым названием, тебе «Нарзанчика» там же… купил… А тебе трудно…
Его предусмотрительность оказалась просто спасением. Нахлебавшись минералки, Аня могла говорить более разумно:
– Скажи мне, царь зверей, как ты ко мне домой просочился?
– Ничего себе – просочился! – вскинулся Изобаров. – Знаешь, как я упирался?! За косяки цеплялся! Кричал «помогите»! Даже плюнул на все и сказал, что ты не в моем вкусе! Так ты разве успокоишься! Прямо пиявка какая-то! «Проводи меня, мой любименький Лешенька, а то я никому себя доверить не могу»! А тебя, между прочим, Игореха Брагин порывался домой на такси везти!
Аня подозрительно посмотрела на Изобарова. Что-то ей не слишком верилось, что она, пусть даже не вполне трезвая, могла вот так ныть: «Любименький Лешенька». Врет, наверное.
– Уж лучше бы Игореха, – горько вздохнула она.
– Еще б не лучше! Да если б не ты… Слушай, а что у меня… что у меня с усами? Где мои усы-то?!!
– Да нет их, лысо, – равнодушно отозвалась Аня и совершенно напрасно.
Сия мелочь вывела Изобарова из себя. Он подскочил с дивана как ужаленный, полетел к зеркалу и с ужасом обнаружил на месте пышных усов жалкие клочки с проплешинами. Сказывалась неопытность брадобрея.
– Т-ты… т-ты… Лиманова-а-а!!! – чуть не ревел бедняга. – Ку… куда ты подевала усы?!! Это же… они же мне еще от деда достались! Дед у нас носил усы, отец тоже, а я… я теперь будто отщепенец какой-то!! Без флага, без родины!!! – Он носился по комнате, хватался за верхнюю губу, останавливался на миг и снова накидывался на остолбеневшую одноклассницу. – Это же семейный… семейный раритет! У кого-то есть семейный фарфор, у кого-то… я не знаю! Сад, столовое серебро, игрушки от Фаберже, а у нас усы! А ты!!! – и совершенно спокойно сообщил: – Я тебя убью, Лиманова.
Аня решила не доводить Лешку до греха.
– Ты сам вчера сбрил! – взвизгнула она. – Сказал, что… что начинаешь новую жизнь и… пошел в ванную и сбрил!
– Са-а-а-м?! А ты куда смотрела?! – завопил одноклассник, потом прилип к зеркалу. – Неужели сам? Да как же я мог такую красоту… Люди столько лет любовались… Это где же я так? У Ирки?
Аня посчитала, что Дронова может запросто ее выдать, поэтому немножко слукавила:
– Ты не у Ирки… Ты когда ко мне пришел, спать лег… Нет, ты сначала пошел в ванную и…
Изобаров в глубокой скорби улегся обратно на диван, сложил на пузе руки и аккуратно вытянул ноги в драных носках. Но потом вдруг подпрыгнул и противно сощурился:
– Так, значит, ты помнишь, как мы домой притащились, да? А чего ж ты тогда ногами не шевелила? Специально хотела, чтобы я тебя до четвертого этажа пер, надрывался?! Финтифлюшка! Пошлая женщина! Иди теперь… корми меня! У меня с похмелья жуткий аппетит просыпается… – неожиданно смилостивился Изобаров и добавил: – Хотя я смотрел, у тебя из еды ничего нет… Ты возьми там, в холодильнике, я еще и колбаски у Ирки… в долг взял.
– В холодильнике лежит? – удивилась Аня. – А я чего-то не заметила…
– А ты бы еще на кухню рефрижератор приволокла! – снова вспыхнул Лешка и кинулся на кухню за колбасой. – Я думал, ты, как человек, живешь бедненько, денюжек нет, квартиру снимаешь напополам с каким-нибудь алкоголиком, а ты!.. Жируешь тут! Вон какие хоромы… заимела! Я даже не удивлюсь, если у тебя и машина имеется!
– А чего удивляться, она в гараже стоит, – скучно жевала колбасу Аня.
– Вот! – выкинул кривоватый палец бывший любимый. Он уже вкусно причмокивал и между делом высказывал свою точку зрения. – Я так и думал! Э-э-х! Я, конечно, понимаю: вам, барышням, легко себе деньги зарабатывать, но я не думал, что ты ТАК зарабатывать станешь!
Аню будто подбросило. Чего этот индюк себе вообразил?! И в самом деле, правильно Сонька говорила: неудачник!