Видимо, он слышит звон микроволновки, потому что выходит из спальни-офиса, берет вилку, плюхается на стул напротив и начинает есть.
Чувство, как будто нам снова двенадцать и четырнадцать, и у Малкольма еще не случилось всплеска тестостерона, превратившего его в ублюдка.
До этого он играл в «Скайлендера» (прим. видеоигра) и любил покемонов. Где-то на переходе от пятнадцати к шестнадцати он покончил с этим, став женоненавистником и моральным уродом. За двенадцать лет Малкольм усовершенствовался в этом, и теперь он преступник, женоненавистник и моральный урод. Мне интересно, в какой момент он решил стать социопатом.
— Как Софи?
— Она… — я хочу сказать «в порядке», но это не так, и я не вижу смысла притворяться перед ним. — Она вешается там.
— Я могу достать Софи немного травки. У меня есть возможности, — предлагает Малкольм.
Видя мои приподнятые брови, он продолжает:
— Я не ненавижу ее. Думаю, больше нет.
Отец Малкольма оставил его мать и ушел к моей. Если смотреть объективно, я могу понять его антипатию к нам. Но, черт возьми, кто рационален, когда дело касается любви?! Я нет, Малкольм тоже. Никто из нас больше не вспоминает о Митче Хеддере. Он ушел от моей мамы, когда мне было шестнадцать, а Малкольму восемнадцать. Старичок занимался дерьмовой работой, направленной на втирание к женщинам в доверие и разрушение потом их жизней.
Я думаю, Малкольм считает, что отношения для неудачников. Может быть, он прав. Мне никогда не удавалось удержать мужчин.
— Я нашла хорошее место, но мне нужна еще и твоя подпись на договоре. Моего официального заработка не хватает, чтобы убедить арендатора в том, что я смогу платить за квартиру.
— Надо было думать об этом до того, как ты ушла от Керра, Тайни.
Я чувствую себя неловко. Не хочу возвращаться к Йену и даже не из-за поручений Малкольма. Он опасен для меня. Единственное, что я могу сделать — это держаться подальше. В нашем огромном городе с жутким социальным расслоением это будет несложно, особенно если мамино здоровье не будет зависеть от него.
— Софи очень больна, — говорю я Малкольму. — Она хочет отказаться от химиотерапии и просто…
Я не могу говорить. Это ужасные четыре недели.
— Мне нужны эти деньги, Малкольм. Если у нее будет лифт, и мама сможет выходить на улицу, это будет очень много для нее значить.
— Тогда заставь Керра подписать бумаги.
— Он сказал, что ты уже посылал троих, и он им отказал.
— Да ладно?! — Малкольм запихивает еду в рот.
Я ничего не понимаю:
— В чем там вообще проблема?
— Я не знаю, — говорит он с набитым ртом. — Но я выяснил, что если заполучу его подпись, то смогу ему угрожать в будущем.
— Господи, Малкольм! — я втягиваю воздух. — Что за фигня? Ищешь быстрый способ быть сброшенным в Ист-Ривер, я смотрю.
— Посмотри на себя, сестричка. Ты чертова лицемерка. Постоянно воротишь свой нос, словно моя работа недостойна тебя, но при этом денежки ты тоже любишь.
Он толкает мне запечатанный конверт и пачку денег, перетянутых резинкой.
— Это все для моей мамы! — возражаю я.
— Пожалуйста, прибереги свою мораль для кого-нибудь другого. У нас всех есть проблемы с мамами, — горько усмехается Малкольм. — Принеси мне подпись Керра, и я подпишу тебе что угодно.
Мне больше нечего сказать. Я глотаю еду, хотя уже не голодна. Возвращение к Йену после его «Иди на хер» — пропащий случай.
Остальные товары Малкольма нужно доставить на Верхний Ист-Сайд, что займет много времени. Но я ценю, что адрес последней посылки близко к моему дому. Думаю, Малкольм не всегда плох.
Я доставляю посылку в миллионный таунхаус в двух кварталах от Пятой Авеню около Гаггенхейма. У хозяина товара волосы в муссе, а воротник в помаде. Я не думала, что такое бывает в реальности. Думала, это из сказок старых жен, созданных для того, чтобы отвадить мужчин от измен. Хотя, судя по виду этого парня, они довольно неэффективны.
Он открывает коробку прямо при мне, вытряхивая противозачаточные и пачку презервативов. Экстази. Я качаю головой.
— Передай Малкольму спасибо.
— Передам.
Парень протягивает мне десятидолларовую купюру и подмигивает:
— Если тебе станет скучно, приходи и опробуй все это со мной. Я не против новеньких.
Я закусываю губу, потому что это один из клиентов Малкольма, и мне платят за такие разговоры, всегда идущие вдобавок к нелегальным товарам.