Глава 9
На следующее утро я просыпаюсь под мелодию своего телефона и, прежде чем посмотреть, уже знаю, что это Йен.
— Зайчонок, — произносит он довольным голосом.
— Мне не очень нравится имя Зайчонок. Прошлой ночью мне приснился плохой сон про зайчонка.
— И что я делал?
— А почему ты думаешь, что был в моем сне? Я сказала, что у меня был кошмар, где я была зайкой.
— Я впечатался в твою голову. Поэтому ты и знала, что звонил именно я, еще до того, как услышала мой голос.
— Хмм…
Понятия не имею, откуда ему это известно, поэтому продолжаю молчать.
— Так что я делал?
— Ты был одет в костюм Бэтмена и держал морковку.
Увиливать я не умею.
— А ты вышла забрать морковку?
Последнее слово он произносит медленно, открывая мне умелого игрока. Даже название овоща звучит в его устах столь сексуально. Я прижимаю ладонь ко лбу, словно девушка викторианской эпохи. Нет, я не падаю в обморок, лишь пытаюсь контролировать свои эмоции.
— Думаю, ты собирался убить меня, но я проснулась прежде, чем случилось это ужасное событие.
— Если бы ты пострадала от моих рук, то это произошло бы в моей постели, но ты бы продолжала дышать даже после пережитого.
От его предположения, что он довел бы меня до оргазма, я начинаю кашлять.
— А мне причитаются какие-либо подарки за оказание дополнительных услуг?
Я подслушала это вчера вечером.
— Нет, — отвечает он кратко, — то, что мы делаем наедине, остается между нами, и никак не связано с работой.
Даже не знаю, что думать об этом. Как можно такое отделять друг от друга? Возможно, это очередной заскок богачей.
— Думаю, ты играешь не на моей территории.
— Виктория, мы все равны, когда дело доходит до личного.
Полагаю, он хочет сказать, что нам всем бывает больно из-за разбитого сердца, независимо от толщины нашего кошелька.
— Значит, если я разобью твое сердце, то ты съешь упаковку мороженого, чтобы прийти в себя?
— Возможно. Какой вкус выберешь?
У меня неохотно вырывается смех.
— Обожаю со вкусом печенья, а ты? — моя рука падает вниз, и я проскальзываю под одеяло.
— Мне нравится ванильное. Без добавок. Его продают на пересечении Второй и Двадцать Третьей, там делают домашнее мороженое. Свожу тебя как-нибудь.
Все, что он говорит, звучит как утверждение. Это не просьба. Он только приказывает и направляет. Наверное, только так и можно зарабатывать по двадцать семь миллионов долларов каждый чёртов день.
— Ты реально выручаешь по двадцать семь миллионов в день? Как такое вообще возможно?
— Оценка акций холдинговых компаний увеличивается по экспоненте, тем самым делая тебя богаче к концу года, нежели ты был в начале. Биржевая игра на увеличение курса акций ежедневно дает свои результаты, что заставляет финансовых журналистов становится влажными между ног. В целом, это бессмысленно, пока ты не начинаешь зарабатывать на продажах.
— Из всего этого предложения я поняла каждое слово лишь по отдельности.
Я сворачиваюсь калачиком под одеялом с прижатым к уху телефоном. Жаль, что на мне нет наушников. Есть в этом нечто ужасно интимное — во всех этих разговорах по телефону в постели. Это, конечно, не совсем то же самое, если бы он был тут и шептал мне на ушко, но близко по ощущениям.
— Если у тебя так много денег, то зачем тебе нужна я?
— Нужна для чего? Для работы или похода за мороженым?
— И то, и другое.
— Относительно работы объясню попозже. А что касается второго, то здесь все очевидно. Но раз уж ты прикидываешься глупой, так и быть, расскажу. Ты не приняла моих денег, вернула мне коробку с подарками, спорила со мной в моем собственном доме, отвергла все мои попытки. Не уверен, что еще может быть более привлекательным.
— То есть тебе нравится охота, — мрачно делаю выводы. Это все потому, что я ему отказала. — Как-то я встречалась с одним таким парнем. Он хотел меня лишь до той поры, пока не поймал, после чего через три недели кинул. Он заявил мне, что я была слишком напористой.
Это прозвучало жалостливо? Надеюсь, что нет.
Молчание затягивается, и я начинаю волноваться.
«Я уже отшила его», — с расстройством думаю я, — «а теперь отчитываю себя за то, что меня это вообще беспокоит».
Кое-что, сказанное обо мне Йеном, правда. У меня действительно сердце трусливого зайчонка.
— Охота, — произносит он медленно, словно пытаясь подобрать правильные слова, дабы убедиться, что я не брошу трубку, — только разжигает аппетит. И если то, что ты поймаешь, бессодержательно, тогда, конечно, преследование — единственная стоящая часть всей этой игры.