Сегодня я хочу выйти с мамой погулять, раскошелиться на вкусную еду деньгами, которые заработала.
— Она была не плоха, но разве я могу быть несчастной в такой-то день? Солнце светит, а я собираюсь провести целый день со своим лучшим другом. Еще мы собираемся пойти посмотреть на милых животных, — оставляю на ее щеке нежный поцелуй, на что мама улыбается в ответ.
По дороге в парк мы держимся за руки, и мама размахивает моей также, как в детстве. В этот момент я понимаю — что бы я не сделала для Малкольма или Йена, это определенно стоит улыбки, расползающейся по лицу моей мамы. Мы доходим до зоопарка и присоединяемся к остальным людям. Есть ли на свете более радостное место, чем зоопарк? Думаю, нет. Взглянув на маму, одариваю её широкой улыбкой и не позволяю волнениям испортить нам день. Склонившись над ней, я целую её в лоб.
— Люблю тебя, мама.
— Я тебя тоже, милая.
— Теперь понятно, в кого ты такая красивая.
Моя голова дергается вверх. Это Йен. Чертов Йен Керр, развалившись, сидит возле металлической стойки слева от ворот зоопарка и ведет себя, будто он хозяин этого места. Черт, учитывая, что он говорил мне в прошлый раз, возможно, так и есть. На нем стандартный набор одежды: ботинки, джинсы, большие часы. Вместо футболки — вязаная кофта с закатанными рукавами и расстегнутая сверху на три пуговицы, чтобы можно было продемонстрировать свои мускулистые предплечья с россыпью темных волос поверх виднеющихся вен.
— У нас с кем-то встреча? — моя мама поворачивается ко мне с огоньком в глазах. — Ты должна была сказать мне про сюрприз. Неудивительно, что ты сегодня в хорошем настроении.
Вот дерьмо. Она думает, что Йен — мой парень, и я привела его познакомиться с ней.
— Мама, — начинаю протестовать, — я была в хорошем настроении, потому что мы собирались пойти в зоопарк.
— Миссис Корриелли, я — Йен Керр, друг вашей дочери.
Он берет ее за руку, которую она протягивает, и целует её, ну или просто прижимается лицом. Как это все старо, хотя у мамы и вызывает трепет, будто она подросток, попавший на концерт «OneDirection».
— Проходите, я купил билеты.
Йен машет билетами перед моим лицом, и мама прямиком направляется к контроллеру.
— Малкольм? — бормочу себе под нос, когда прохожу мимо него. Одна сторона его губ приподнимается, но он ничего нее говорит. — Надеюсь, ты отдал бешеные деньги за информацию.
— Если и так, это стоит каждого пенни, — отвечает он.
Не дожидаясь ответа, он догоняет мою маму, которая, похоже, пытается оставить меня наедине с моим новым парнем. Он берет ее под локоть, и они идут к секции с морским львом, я же с хмурым лицом следую за ними. Моя мама расспрашивает Йена о его любимых животных. Он отвечает так тихо, что мне сложно уловить, но, похоже, он говорит «зайчата».
Йен сопровождает маму по территории зоопарка в течение двух часов, а я плетусь за ними, отчасти потому что совершенно не против пялиться на отличную задницу Йена, хотя в большей степени пытаюсь собраться с мыслями и понять, чего он добивается.
На обед Йен ведет нас в «Boathouse», ресторан в центре парка. Я не хочу идти, так как там слишком дорого, но он настаивает, а у мамы приподнятое настроение. Как только мы садимся за столик, он не по-детски начинает флиртовать с мамой.
— Медицинский фонотипист[1]? Вы, наверное, храните самые лучшие истории, — заявляет он.
— Скорее, ужасные, — нежно выговаривает мама, — но, к сожалению, нет ни одной, которой я могла бы поделиться. Конфиденциальность, знаете ли.
— Должно быть ваша дочь переняла все ваши лучшие черты. Яркая, веселая, роскошная, — он наклоняется к ней и расправляет ей салфетку на коленях. — Она ходила в школу здесь, в городе?
— По большей части, хотя несколько лет мы жили в Куинсе, — годы Малкольма и Митча Хеддеров. — Но Тайни родилась и выросла на Манхэттене. Не думаю, что она согласится перебраться на другую сторону реки, даже за все деньги в Джерси.
— Тайни — интересное имя для Виктории, — он намазывает для нее хлеб, затем ближе к ее руке придвигает стакан воды. Каждое его действие направлено на то, чтобы у нас обеих было все необходимое.
— Тайни разве не рассказывала, как получила это прозвище? — мама качает головой, будто я сделала нечто возмутительное. — Да, она может быть молчаливой относительно себя.
— Расскажите мне об этом, — умоляет Йен. — Иначе у меня создается ощущение, что в наших с ней беседах говорю только я. В ней загадок больше, чем у Сфинкса.
Он бесит настолько, насколько и мил, я впечатлена. Наблюдать за потоком слов туда-обратно было бы чрезвычайно интересно, если бы речь шла не обо мне.