Так удивительно, что мы отказываемся выходить из машины.
— Может быть, вы могли бы поездить по городу несколько часов, — шучу я, когда мы подъезжаем к больнице.
Стив игнорирует меня, поднимается с сиденья водителя, чтобы открыть нам дверь. Майбах незаметно ускользает на переднем плане, когда он тихо провожает нас в приемную.
Внутри мы направляемся к регистратуре, чтобы записаться. Химиотерапия мамы проходит в комнате с другими людьми, больными раком. Там довольно холодно, поэтому я всегда прошу одеяло.
— Мисс Корриелли, — вызывает медсестра. — У меня есть хорошие новости для вас сегодня.
Сотрудники Нью-Йоркского пресвитерианского госпиталя всегда были понимающими к нам, даже при том, что мы немного задерживаем наши платежи.
Возможно, они закрепили поврежденную скамеечку для ног на глубоком кресле, в котором она обычно находится, но мы не останавливаемся в основном процедурном кабинете. Вместо этого медсестра ведет нас вниз зала, до самого конца. Внутри больничная койка, удобный стул и телевизор с большим экраном. Это достаточно большая комната для четверых пациентов.
— Что это? — мама смотрит искоса на комнату.
Она кричит «дорогое», и это не то, что мы можем позволить себе прямо сейчас. Или вообще когда-либо.
— Ваша новая комната! — обводит руками медсестра, словно она ведущая телепрограммы, которая демонстрирует главный приз.
— Хм, не могу поверить, что программа «Медикейд» оплатила отдельную комнату сейчас. Мы находимся на государственной обеспечении, и я знаю, что это не так.
Медсестра машет руками, на мгновение выглядя взволнованной. Идя к кровати, она поднимает карту больного.
— София Корриелли?
Кивок мамы.
— Нет никакой ошибки, — она похлопывает по кровати. — Почему бы вам не прилечь, и мы начнем.
— Давайте, — говорю я. — Я все сделаю.
Это будет утомительный день, так что, согласившись, мама кивает и забирается на кровать. С помощью медсестры мы приподнимаем голову и ноги на кровати, чтобы ей было удобней. Как только капельница включается, я выхожу за медсестрой из комнаты.
— Сколько все это будет стоить?
— Простите, — она улыбается и гладит мою руку. — Я ухаживаю за больными. Вы должны будете сами проверить тарификацию.
Молодая девушка машет рукой и входит в комнату. Я слышу эхо от ее слов еще в коридоре.
— Мисс Корриелли?
— Да?
— Я Халли Ситтон, волонтер. Не хотели бы почитать сегодня? У меня есть «Эмма»?
— Это было бы прекрасно, милая.
В то время, пока мама занята, я проверяю тарификацию по номеру, который мне оставила медсестра.
— Здравствуйте, хм… это Виктория Корриелли, моя мама пациентка Нью-Йоркского пресвитерианского госпиталя. Она сегодня была переведена в отдельную палату, которую мы никогда не просили или не давали своего согласия. Не могли бы вы объяснить мне это?
— Конечно, подождите минутку, — фраза произнесена скучающим тоном.
Спустя несколько минут голос возвращается.
— Счета оплачены вашим новым работодателем, «Керр Индастриз», в соответствии с их семейным планом. Перевод был осуществлен сегодня.
— Ох, хорошо, — бормочу я.
— Что-нибудь еще?
— Нет, спасибо.
Я заканчиваю вызов и иду в комнату.
— Эмма Вудхаус — красивая, умная, богатая, с прекрасным домом и в счастливом настроении, казалось, объединила некоторые лучшие блага жизни; очень мало жила, почти двадцать один год в мире, чтобы обеспокоить или досадить ей.
Голос Халли удивительно успокаивающий, я хотела бы запрыгнуть на один из стульев и предаться истории богатой, испорченной, красивой девочки, которая пытается расположить все в ее жизни, чтобы подойти ей, у меня есть своя собственная Эмма, чтобы иметь с ней дело.
Я начинаю чувствовать, что мне уже выплачено миллион долларов, но за что? Я ничего не сделала. Я схожу с ума, головокружение вызывает у меня отвращение.
— Я должна сделать один телефонный звонок, — говорю маме.
Когда она отвечает мне улыбкой, маленькое зернышко надежды поселяется в ее очевидном счастье. Я не могу читать для нее. Не могу действительно поддерживать ее. Я чувствую себя настолько чертовски бесполезной. Выходя из комнаты, я нажимаю «Вызов» на кнопке своего телефона, который я не знаю наизусть.
Йен отвечает после первого гудка, и я высказываю все, что хочу.
— Я не знаю, о чем ты думал, присылая Стива, платя за отдельную комнату и при этом говоря, что я твой чертов сотрудник!
— Зайчонок, я тоже по тебе скучал.
Я слышу скрип, как будто он откидывается назад на своем стуле и кладет свои ноги на стол.