Я начинаю тереть свой лоб, но затем вспоминаю предостережение насчет Красной Двери, как люди трогают мое лицо.
— Есть ли у тебя какие-то моральные возражения? Ты работаешь на Малкольма.
Окей, правда, у наркокурьера нет совести, но это не то же самое. Люди, которые принимают наркотики, сами участвуют в своей гибели.
— Но что? Мы хотим, чтобы плохие вещи о нем говорили на Шестой Странице?
— На Шестой Странице и на всех страницах, — говорит Йен тихо.
— И ты ожидаешь, что пока я с этим мудаком Хоу, то буду спать с тобой?
— Не ожидаю. Надежды.
— Ты сумасшедший.
Я отталкиваю его руки, чувствуя невероятный холод.
— Я не ожидаю и не хочу, чтобы ты спала с Хоу. Я только хочу поговорить с ним, быть дружелюбным. Ему будет любопытно, потому что я заинтересован. От мысли о том, что он может увести кого-то у меня, ему будет слишком сложно отказаться. Несколько фотографий, и мы закончили. Не думаю, что это займет дольше нескольких встреч.
— Почему ты просто не разрушишь его финансовое состояние? Ты не можешь сделать это?
Я цепляюсь за колени, желая оказаться где угодно, только не тут.
— Я могу, — отвечает Йен. Его голова повернута, и профиль выглядит менее суровым и более вдумчивым. — Хотя, пока нет.
Йен поворачивается ко мне, и в его глазах я вижу боль и решимость.
Мой характер формируется с пятнадцати лет.
Не осознавая, что делаю, я протягиваю руку и сжимаю его. Его хватка твердая, но беспощадная. Йен был одинок долгое время, и, хотя я не совсем согласна и не знаю его планов, понимаю, что сделала бы все для него. Это нехорошее предчувствие.
Глава 19
Стив оставляет нас в переулке «Hell’s Kitchen», и массивные двери четырехэтажного кирпичного дома открываются прежде, чем мы добираемся до них. Света почти нет, и, как только я оказываюсь внутри, то понимаю почему. За дверью находятся темные коридоры с проходами в разных направлениях.
— Мистер Керр, я Прия Кулкарни. Помощник мистера Каги. Он попросил меня показать вам приватную комнату.
Она протягивает руку в сторону второго этажа.
— Показывайте дорогу, — заявляет Йен, толкая меня вперед, чтобы я шла перед ним. Когда Прия начинает идти, ступени лестницы подсвечиваются. Я оборачиваюсь назад и снова вижу мрак.
— Эта подсветка такая крутая, — комментирую я, пытаясь отвлечься от мыслей о Хоу.
— Мистер Кага верит в сохранение наших природных ресурсов. Сам клуб работает на запасаемой солнечной энергии, — поясняет она.
Я слышу, как позади меня фыркает Йен.
— Мистер Кага — дешевый, меркантильный ублюдок.
— Я слышал, — мужской голос пронзает как стрела. Кто бы ни был этот мистер Кага, но голос его подходит для сцены. Громкий, но прекрасно поставлен. Когда мы добираемся до верха, я вижу, что он легко мог бы стать звездой сцены. Его черные волосы и острые скулы были бы видны с последнего ряда верхнего балкона театра Шуберта. Даже в приглушенном свете я могу рассмотреть все его великолепие. Я задаюсь вопросом, все ли знакомые Йена такие привлекательные. Стив-то ведь тоже ничего.
Прия отрывисто кивает ему и исчезает в коридоре, который освещает ей путь.
— Тед Кага к вашим услугам.
Он поднимает мою руку и тянет меня вперед, прижимая свои теплые губы к моей руке. Я почти падаю в обморок. Поскольку никогда и никому не позволяла целовать руку. Что с этими ребятами и их манерами целовать руки? Это должно быть запрещено! Когда я отступаю назад, то одни руки пытаются меня вернуть, а другие руки тянут меня вперед. Тед отпускает меня с ухмылкой, и я натыкаюсь на жесткую грудь Йена.
— Не твое, Кага.
Йен обвивает свои руки вокруг моей талии и поднимает меня, и тонкое трикотажное кружево собирается на груди, пока он несет меня на лестничную площадку, а ухмылка Теда расширяется до полного оскала.
— Я думал, что только у меня из нашей маленькой группы проблемы с совместным пользованием, — Тед делает несколько шагов по коридору.
Я благодарна, что темнота скрывает мои щеки, которые становятся цвета моей рубашки — и не из-за избытка макияжа. Если бы мы с Йеном были одни, я бы поделилась с ним мыслями о его проявлении собственничества. Он не заслуживает метить территорию, не после того, что просит меня сделать.
Йен тянет меня обратно, и я могу почувствовать его твердую спину. Это относится ко всему его телу. От груди до бедер он просто мраморный. Он шепчет мне в ухо:
— То, что я не вогнал в тебя свой член, не означает, что я не думаю о тебе каждую минуту и не хочу тебя больше, чем миру нужен кислород.