По дороге Мирко знакомит меня со всеми встречающимися нам жителями коммуны. Все здороваются одинаково, тоже лезут целоваться в обе щеки. А вообще заметно, что народ очень общительный. Единственно, трудно отвечать на некоторые вопросы. Почему-то спросив про имя и возраст, каждый сразу же интересуется «правый» я, или «левый» и за какой футбольный клуб я болею. Я теряюсь и абсолютно не знаю, что на это ответить.
— Не удивляйся, — улыбается Мирко. — Здесь в Италии совсем недавно шла настоящая гражданская война между «правыми» и «левыми» на уличном уровне, и эти страсти во многом не утихли до сих пор. А футбол — это здесь больше чем спорт, это тема для ежедневных разговоров, объект страсти и поклонения, гордости и любви. Здесь в «Nido», большинство населения римляне, так что все болеют или за «Рому», или за «Лацио». А что касается твоих политических убеждений, то ты не должен их стесняться или скрывать. Это свободная страна, здесь можно открыто говорить о них, в «Nido» есть люди всех мастей: в керамическом секторе работает один такой художник Анджело Фролья, бывший левый террорист, из «Красных бригад», здесь ты встретишь бывших участников Рабочей автономии, публику из социальных центров, это коммунисты, много здесь и крайне правых, фашистов. Вот я, например, фашист. А ты кто?
— А я не за правых и не за левых, Мирко. Единственное, что я знаю про политику, так это то, что я власть ненавижу. Понимаешь, я любую власть ненавижу.
— Так ты анархист, стало быть!
— Стало быть, анархист. Это ты хорошо сказал, Мирко, чёрт побери!
4
В общем, мои ожидания в отношении коммуны более-менее сбылись. Когда колокол звонил рано утром — это означало, что надо вставать и приниматься за работу. За любую работу, которую тебе поручит Ответственный по работам. Я сразу заметил, а впоследствии и испытал на себе, что Ответственный, по поручению Дона, или по собственной инициативе, использовал распределение работ для оказания психологического давления. Особенно строптивым достаются самые бессмысленные и изнурительные работы, причём иногда это может длиться месяцами. Когда колокол звонил вечером в одиннадцать — это означало обязательный отход ко сну. Времени на чтение отпускалось около 15–20 минут, когда помоешь ноги и ляжешь в кровать, до того как погасят свет. Это было драгоценное время, за исключением, конечно, вечера во вторник, когда на чтение специально выделялось около 40–50 минут. Формально рабочий день был построен по мирскому образцу — 8 часов. Но в действительности тебя никогда не оставляли в покое от пробуждения и до отхода ко сну. Особенно на первых порах — если не Мирко, то кто-нибудь ещё ходил за мной всюду по пятам. Даже когда я шёл в туалет, кто-то обязательно шёл за мной и дежурил перед дверью. После работы ты должен был носиться туда-сюда, чтобы успеть выполнить свои специфические обязанности, а потом весь вечер проходили различные собрания. Все должны были рассказывать о том, как провели свой день, о чём они думали, что у них происходит в голове и т. д. Все докапывались друг до друга, отыскивали недостатки, во всеуслышание обсуждали их, утверждая, что якобы именно они привели обсуждаемого субъекта к героиномании. За мной основных недостатков числилось два — необщительность и упрямство. Что касается первого, то напрасно я пытался объяснять им что-то о разнице в культуре и менталитете. В массе своей это были ограниченные люди с не шибко широким кругозором. Около 40 % составляли каторжане, которые в соответствии с итальянским законодательством могли по своему выбору отбывать здесь свои тюремные сроки, кроме того, около 20–25 % были возвращенцы, люди, которые в своё время уже прошли трёхлетнюю реабилитационную программу, пожили какое-то время на свободе, вновь сорвались и вновь вернулись. Все эти или очень хитрые оппортунисты, или легко поддающиеся внушению, сломленные люди были послушным материалом в руках Дона и его секретарской администрации. В моём случае они не могли смириться с моей молчаливостью, считали её скрытностью. Между нами, т. е. между мной и любым из 80–120 человек каждый день, по несколько раз на дню происходил примерно такой диалог: