8
Вот и подошли к концу три года программы. Оставшееся время я провёл рядовым резидентом там, куда меня перевели, в другом «духовном центре», Сан Галлиано, цистерценском аббатстве в Тоскане. Это некогда роскошное сооружение, теперь монументальным колоссом высилось над тосканским пейзажем, окутанное магией и мистическим флёром. В нём всё было построено по неведомой современным архитекторам эзотерической методике, каждое окошко, каждый просвет, каждая колонна, имели своё символическое значение, были взаимосвязаны со звёздными и лунными циклами и временами года, создавая необходимое освещение и температуру внутри помещения, обладающие соответствующим сакральным смыслом. Со временем, люди его разграбили, разобрав свинцовую крышу во время войны, но это отсутствие крыши только придало ему величия и таинственного очарования. Задрав голову, вы видели над собой гигантский небесный крест, в форме которого было выстроено аббатство. Кстати, я сразу его узнал. Я видел его в фильме «Ностальгия» Тарковского, который смотрел с мамой в детстве, в кинотеатре «Целинный». Теперь, намахавшись мотыгой на огороде, и я бродил здесь в часы, отпущенные для медитации и молитв, и всё вспоминал то кино. Особенно как герой Янковского слоняется по этому аббатству, а женский голос спрашивает у кого-то за кадром: «Господи, а почему ты не даёшь ему почувствовать своё присутствие?», а мужской голос ей и говорит в ответ: «Да я постоянно даю ему почувствовать своё присутствие! Это он не может его почувствовать». Что-то вроде этого там было. Хорошее кино, душевное.
Я часы напролёт молился об Альфие, о её благополучии и о благополучии её семьи, всех её родных и близких. Это было всё, что я мог сделать для неё и для себя, для своей неувядающей любви к ней. Правда, порой до сих пор случалось, что на меня находило исступление, и я начинал истово умолять всю Святую Троицу с Приснодевой Марией, всех ангелов и святых угодников помочь мне ещё хотя бы раз в жизни, хоть краем глаза увидеть мою несравненную Альфию. Это стало пределом всех моих немыслимых мечтаний, которые всё равно были обречены остаться несбыточными — в наступавшие затем моменты прояснения я осознавал это вполне отчётливо.
Как-то раз мы стояли посреди ночи в этом здании, под этим невероятным звёздным крестом, подсвеченным специально расставленными прожекторами, с Витторио, 15-летним пацанёнком, которого вдруг, неожиданно прислали пару месяцев назад в качестве Первого Ответственного. Мы пили сворованный лимонный ликёр «лемончелло» и курили стянутые на складе сигареты, ведь рацион сигарет в «духовных центрах» мизерный — шесть штук в сутки. Витторио трясло, пока он рассказывал мне о том, что с ним случилось во время паломничества в Лурд. Поэтому он и вытянул меня посреди ночи — ему необходимо было с кем-то поделиться.
— Это невероятно, это было как в фильме ужасов, знаешь, когда всё нормально и потом вдруг сразу всё превращается в кошмар. Он вызвал меня, и не успел я зайти, он захлопывает дверь, запирает на ключ, толкает меня на стол. Знаешь, у него во всех комнатах стоит напротив двери стол. Потом ногой, пинком раздвигает мне ноги, как гестаповец, прижимается и начинает целовать в губы, взасос, в шею, облизывать своим мерзким языком, трётся об меня, так отвратительно, страшно. Сначала меня как будто парализовало, потом я стал отпихивать его, вырываться, закричал: «Отпустите! Что вы делаете». А ты видел, какая у него во всех комнатах звукоизоляция? И как далеко все его комнаты расположены от других помещений? В общем, в какой-то момент он сам отпустил меня, подтолкнул к двери и говорит: «Иди отсюда, ты плохой, глупый мальчик. А я тебя ещё и Первым ответственным назначил». Я хватаюсь за ручку, только выбегать, а он стискивает меня за плечо, за ключицу, больно так и говорит: «Только не вздумай болтать. Иначе я тебе голову отрежу», и начинает водить пальцем по горлу. «Имей в виду, я не шучу. Голову отрежу!».