– Нет необходимости, – сухо бросает Рэми и, не дожидаясь ответа, закрывает окно, только после этого переводя на меня холодно равнодушный взгляд. Он смотрит всего несколько секунд, но за это время я успеваю прочесть его эмоции – он зол на меня и напрасно пытается скрыть это, потому что я слишком хорошо его выучила, чтобы не заметить очевидного – сейчас он должен быть не здесь, не со мной, а в Митрополе, вершащим правосудие. Тогда почему, почему, черт побери, он дарит мне шанс? И, кажется, я догадываюсь.
– Я знаю, почему вы это делаете, – под мерный шум двигателя шепчу я, пристально наблюдая за тем, как медленно открываются тяжелые ворота, затем поднимается шлагбаум, и стоящие по сторонам дороги люди с армейской выправкой с интересом разглядывают нашу машину. Это должно быть приятно – быть центром вселенной.
– Что делаю?
– Позволяете мне увидеться с мамой.
– И? – лишенным заинтересованности тоном спрашивает Господин, пересекая границу миров и прибавляя скорость. На миг вылетаю из реальности, с щемящей тоской вглядываясь в силуэты зданий вдалеке, среди которых мой дом, моя школа, мое кафе, в лабиринте которых скрыты знакомые улицы, увядшие воспоминания, прошлая жизнь. Мне почти не больно, если не считать того, что на месте сердца постепенно образуется дыра, и я не чувствую его ритма, провалившись в накатывающую, словно волны прибоя, боль. Она концентрируется в горле, превращаясь в предательские слезы, и не дает сказать ни слова, пока я не делаю глубокий вдох и затяжной выдох. Признаться, я думала, что будет не так сложно. – Джил, я жду.
– Потому что чувствуете вину передо мной, – выдыхаю я, напрягаясь и пододвигаясь ближе к лобовому стеклу. Сейчас мы проедем промышленные зоны и вынырнем на улицу, ведущую к моему дому. Осталось немного. Парочка кварталов; несколько доз серости и невзрачности, облупившихся фасадов, убогих тротуаров с черными пятнами асфальта на сером, скрывающими образовавшиеся ямы; сотни неулыбчивых лиц, изможденных обреченностью взглядов – все это моя прошлая жизнь, которая теперь кажется чужой и выдуманной.
– Ты не могла бы не копаться в мотивах и просто принять это с благодарностью, ma petite?
– Спасибо, – на полном автомате произношу я, скидывая с себя накидку и вцепляясь в подол платья пальцами. До побелевших костяшек, до онемения. – Теперь направо, мой Господин, – не обращаю внимания на его раздраженный тон, все сильнее запутываясь в волнении и чувствуя начинающуюся нервную дрожь. Меня практически трясет, когда машина останавливается на перекрестке, следуя правилам дорожного движения и оттягивая момент встречи. И мне сложно поверить, что буквально через несколько минут я смогу увидеть маму, сложно настолько, что я прикусываю губу, желая проверить, не сон ли это – один из тех, что ярче действительности. – Здесь, – несдержанно хлопая по панели ладонью, говорю я, и Рэми притормаживает напротив моего дома, ничем не отличающегося от остальных на улице. Обыкновенная девятиэтажка с разрисованными граффити дверьми, имеющая несколько подъездов. Не жду его разрешения, просто потому, что не хватает терпения, и, найдя окна своей квартиры взглядом, выхожу из машины. Ветер бросает в лицо сырую влажность подтаявшего снега, и я вдыхаю полной грудью, пересекая дорогу и даже не смотря по сторонам. Лишь громкий и недовольный сигнал машины, под которую я едва не попадаю, вынуждает меня сконцентрироваться на дороге, а не на дверях своего дома. Водитель ее грозит пальцем и, открывая окно, выдает неприличные ругательства, но это не может остановить меня, ведь мама так близко, семь этажей, сломанный, как и всегда, лифт, ступеньки, пролеты, снова ступеньки, сбитое дыхание, предательская усталость. Мне не хватает духа преодолеть пролеты, и я, чуть не плача, хватаюсь за перила и пытаюсь отдышаться, унять свое безумное сердце, готовое вот-вот сорваться. Я чувствую это – чувствую по гулу в ушах, по трясущимся от напряжения рукам, по капелькам пота, скатывающимся вниз по спине и впитывающимся в платье на пояснице, по странно искаженной действительности, плывущей перед глазами. Но среди все этих ощущений я вижу лицо матери, которая ждет меня. Ждет ведь, да?
Пролет. Ступеньки. Пролет. Ступеньки.
– Мама, – тихо шепчу я, наконец достигая нужного этажа и прислоняясь лбом к двери. Тяну руку к звонку и несдержанно колочу ладонью по поверхности, и плевать, что я устраиваю шум, плевать, что еле стою на ногах, плевать, что не могу успокоить сбившееся дыхание и захлебываюсь в эмоциях, не зная, плакать мне или смеяться. Но проходят секунды, а за дверью не раздается ни шороха, и что-то тяжелое нарастает внутри, вызывая во мне смутные догадки. Нет-нет-нет, я не могла опоздать.