– Доброе утро, Господин, – как можно более покорным тоном произношу я, когда все же решаюсь зайти и нахожу его стоящим у окна. Высокий и статный, он заставляет меня более внимательно всмотреться в его фигуру: расправленные широкие плечи, горделивая осанка, расслабленная поза. В воздухе ощущается терпкий аромат свежесваренного кофе, и я неосознанно повожу носом, наслаждаясь его запахом. И, пока Рэми молча продолжает стоять у окна, то и дело отпивая кофе, успеваю рассмотреть комнату с утонченно классической мебелью из красного дерева. Особенно меня привлекает шахматный столик с искусно вырезанными полированными фигурами на нем. Одни тепло-бежевого цвета, другие темно-красного, они стоят напротив друг друга и готовятся к бою, следует только отдать приказ и первый ход будет сделан.
Война начнется.
– Ты так думаешь?
– Что?
– Утро… что оно доброе, – наконец, он поворачивается и встает в пол-оборота, пряча одну руку в карман брюк, а второй продолжая удерживать чашку. Несколько томительных секунд смотрит на меня, поражая своим свежим и элегантным видом: зачесанные назад волосы, гладко-выбритый подбородок, идеальный костюм, состоящий из белой рубашки и серой, металлического оттенка жилетки, подчеркивающей тонкую, на фоне плеч, талию. Становится неловко от его пронзительного взгляда, и я тут же краснею, начиная нервничать и чувствуя какой-то подвох в его фразе. Может, для кого-то оно и доброе, но только не для меня… Переминаюсь с носка на пятку, пока он рассматривает меня, а потом, едва заметно тряхнув головой, подходит к столу и с четким звоном ставит на него чашку. Все его неторопливые движения еще больше пугают, складывается ощущение, что он намеренно тянет, откладывает что-то важное на одну, вторую, третью секунду, пока я не нарушаю тишину, так некстати прочищая горло. – Знаешь, Джил, я много думал насчет тебя, наверное, ты заметила, что в последнее время я практически не уделял тебе внимания.
Вернее, вообще не уделял, полностью погрузившись в игры с Адель.
Он говорит это таким тоном, словно перед ним сидит милая собачонка, которую он не выгуливал черт знает сколько времени. Она все равно ничего не ответит, не обвинит и не возразит, лишь помахает хвостом и посмотрит на него до жути преданными глазами в ожидании того, что сейчас он накинет на нее поводок и они по обычаю пойдут гулять. У Рэми нет поводка в руках, а я не собачонка, но его слова воспринимаю как некое извинение, отгоняя прочь голос интуиции, шепчущей, что впереди меня ждет что-то страшное, что-то уродливое, что-то чужое.
– И этому есть объяснение: мне надоело с тобой нянчиться. Я уже говорил тебе, что ты ходячая проблема. Признаться, их у меня хватает, поэтому я решил избавиться хоть от одной, – При этих словах забываю вдохнуть и ошеломленно застываю, даже не смея пошевелиться. Ноги оплетает вязкий туман холода, и комната сжимается до размеров моего сердца, которое так безжалостно топчет Хозяин. Оно обливается кровью, но продолжает сопротивляться, гулким эхом отдаваясь в ушах и вынуждая меня отмереть. Растерянно моргаю, не совсем понимая, к чему он ведет и каким образом хочет от меня избавиться, и прикусываю губу, чтобы он не заметил, как она начинает подрагивать от нервного напряжения и страха. Мое учащенное дыхание мешает сосредоточиться, и я уже с трудом концентрируюсь на Рэми, который совершенно спокойно усаживается за стол и сцепляет пальцы под подбородком, с какой-то снисходительной иронией наблюдая за тем, как я пытаюсь взять себя в руки. Получается до ужаса плохо, и я опускаю голову, отказываясь верить в действительность. Это шутка, наверное. – Думаю, наилучшим вариантом будет продать тебя Юджину, по крайней мере, мне не придется тратить время и подыскивать нового Хозяина.
– Я что-то не так сделала? – произношу это унизительно затравленным голосом, наконец в полной мере осознавая, что это происходит со мной, что это вовсе не шутка, и Рэми действительно хочет от меня избавиться. Нет-нет-нет, не хочу в это верить, не сейчас, когда все самое страшное позади и жизнь начала, начала ведь да? – налаживаться. Господи, я обещаю привыкнуть к этому дому, хорошо себя вести и больше ни во что не впутываться.
– Не обязательно что-то сделать, ma fille, хоть ты и доставила мне массу неудобств. Просто наложницы надоедают, приедаются, потом вызывают скуку и раздражение. Давай упустим этот этап и расстанемся, эмм, скажем так, друзьями, – он прожигает меня пристальным взглядом, совершенно хладнокровно отказываясь от своей игрушки, отдавая ее другому, да еще предлагая остаться “друзьями”. Я могла бы посмеяться, если бы не было так грустно, страшно, одиноко, ведь теперь я лишаюсь привычной жизни и ухожу в неизвестность, в так называемое никуда. Впрочем, мне не привыкать. Ухмыляюсь, горько, едва ли находя в себе силы сдержать слезы. Сильная, сильная, я сильная.Слышите?