– Что это? – Прекращаю сопротивляться, проигрывая в силе, и показываю ему грудь с ярко выделяющейся на белоснежной коже татуировкой, по-видимому, и ставшей причиной его злости. Он сжимает челюсти так сильно, что на скулах проступают желваки, и я ясно слышу, как от давления скрипят его зубы.
– Вот поэтому я не стал предлагать ее. Что поделать, бывший хозяин поставил на нее метку, так что теперь она годится разве что в дешевый бордель для люмпенов, но уж точно не для господина такого статуса, – Юджин говорит это извиняющимся тоном, при этом игриво подмигивая мне, и, не успеваю я расслабиться, как Вацлав, побагровевший от ярости, обхватывает меня за нижнюю челюсть и склоняется ближе, источая жгучую ненависть. И сейчас, задыхаясь от ужаса и пытаясь разжать его пальцы, я не могу понять, к кому он ее испытывает: ко мне, Юджину или Рэми, лишившему его удовольствия поиздеваться надо мной.
– Не забывайся, она моя собственность, как и все остальное здесь, – твердо цедит Юджин, напрочь забывая о вежливости и кладя ладонь на его плечо. Удивляюсь его смелости и куда более отчаянно начинаю бороться с хваткой Вацлава, вцепившегося в мое лицо холодными и сильными пальцами. Они до боли сжимают челюсть, вынуждая меня упереться в его грудь руками и попытаться оттолкнуть от себя.
– Это легко исправить.
– Попробуй… – угрожающе шепчет Юджин, тем самым принимая основной удар на себя. Вацлав нехотя переводит на него внимание и ухмыляется отвратительно подлой ухмылкой, в которой слишком много всего: презрения, высокомерия, самонадеянности, насмешки. Такое ощущение, что сейчас, в эту самую секунду, он решает, а не уничтожить ли обнаглевшего торговца, посмевшего дерзить ему, со всей его собственностью и рабовладельческим бизнесом, но вместо этого резко отпускает меня, брезгливо кривя губы и отталкивая от себя. Буквально за секунду берет себя в руки и, не глядя, показывает пальцем в сторону сжавшейся от страха девушки, по чистой случайности оказавшейся под его прицелом.
– Что ж, тогда ее, – сухо бросает он и, перед тем как отвернуться, окидывает меня, напуганную и растерянную, ледяным взглядом, от которого кожа покрывается инеем.
– Уведи в мой кабинет, быстро, – шепотом приказывает Юджин, и Тьери, шокированный от увиденного, берет меня за предплечье и уводит прочь, оставляя хозяина самостоятельно разбираться с клиентом.
***
Не могу вспомнить, когда в последний раз испытывала столь сильные эмоции, полностью меня выжавшие и оставившие после себя дикую усталость и желание уснуть прямо здесь, на полу, на который я обессиленно опустилась как только зашла в кабинет. У меня даже не хватило сил на то, чтобы надеть футболку, поэтому, когда за дверью раздаются неторопливые шаги, я сгибаю ноги в коленях и прижимаю их к груди, пряча свою наготу от вошедшего Юджина. Он проходит прямиком к столу и, налив себе выпить, одним глотком опустошает стакан, который вновь наполняет и, присаживаясь на подлокотник дивана, протягивает мне.
– Выпьешь?
– Не откажусь, – благодарно киваю, принимая стакан дрожащими от расшатанных нервов руками, и под пристальным вниманием Юджина делаю осторожный глоток. Приятное тепло разливается по пищеводу, и я облегченно выдыхаю, откидывая голову назад, на диван, о который опираюсь спиной. Отчего-то ощущаю себя комфортно в присутствии Юджина, будто бы общее чувство ненависти к Вацлаву, а также его помощь, сблизили нас и сделали хотя бы не друзьями так союзниками точно.
– Терпеть не могу этого ублюдка. Он хочет избавиться от людей в городах, но с завидным постоянством пользуется моими услугами.
– Этой девушке… ей тринадцать, – с тихим сожалением произношу я, живо представляя, что ее ждет: кровь, боль и желание умереть – я уже прошла через это, хотя стоит отметить, что мне все-таки повезло больше. Юджин безразлично кривит губы, напоминая полного пофигиста, а мне почему-то не верится, что ему все равно. Такого не может быть, ведь за меня-то он вступился, а значит, он не лишен сострадания, или же есть другое объяснение его поступка?
– Тридцать, пятнадцать, десять, какая разница? Если это приносит прибыль.
– Вы торгуете детьми? – Он не отвечает, но я и без ответа понимаю, что да – торгует. Становится до озноба мерзко, и я передергиваю плечами, вновь прикладываясь к стакану и пытаясь не думать об этом. – Юджин, я могу кое-что спросить? – Если честно, после выпитого я еле ворочаю языком, а с каждой минутой становится еще хуже, потому что все тело охватывает усыпляющая расслабленность, превращающая меня в ленивую амебу. Теперь легко и просто, а недавняя стычка с Вацлавом тускнеет, оставляя после себя лишь горький осадок отвращения. – Татуировка, почему она так разозлила его?