Но я не успеваю даже моргнуть, потому что все происходит стремительно быстро, за долю секунды, за одно нелепое мгновение, которое не отражается на циферблате часов. Зато ложится уродливо кровавым разрезом на белоснежную шею девушки, одним движением перерезавшей себе горло. Она распахивает глаза от страха, нахлынувшего на нее после осознания случившегося, и разжимает пальцы, выпуская нож и двумя руками обхватывая шею. Кровь начинает сочиться сквозь ее пальцы, заливает пол вокруг, а я не двигаюсь, не спешу на помощь, молча наблюдая за тем, как ее падение превратилось в несокрушимую силу и смелость, ведь, в отличие от меня, она смогла свершить задуманное. Равнодушно делаю шаг назад, боясь замарать обувь, и молча наблюдаю за тем, как она пытается ухватиться за края мойки, но, подскользнувшись в собственной крови, падает на колени. Ее лицо бледнеет, и губы, до этого розовые, превращаются в ярко-алые от крови, отвратительно булькающей в ее горле. Я не слышу истошных криков остальных, топота охранников и звона падающей посуды, когда один из них, задевая только что заставленную сушилку, сталкивает ее на пол, все в ту же кровавую лужу, я вижу только ее лицо и мечтаю его запомнить. Потому что она станет для меня символом свободы, ведь буквально через несколько секунд она упорхнет отсюда, станет свободной от страха, боли, эмоций, и уже никто, даже самое могущественное существо на планете не сможет подчинить ее своей воле.
Улыбаюсь, думая об этом, и спокойно возвращаюсь к работе, чтобы закончить наконец смену и вернуться к себе. Осталось каких-то двадцать минут, девятнадцать, восемнадцать.
– Какого черта? – громкий возглас Юджина останавливает поднявшуюся шумиху, и охранники почтительно расступаются, разнося по полу кровавые следы. Он раздраженно поводит носом и морщится, прокручивая телефон между указательным и большим пальцем и потирая бровь свободной рукой. Кажется, сегодня он слишком взвинчен – это выдают его нервные движения и злой взгляд, когда он окидывает им притихших охранников, смотрящих на него с видимой опаской. Я могла бы вмешаться и рассказать ему о причине ее поступка, но мне отчаянно хочется оказаться в тишине своей комнаты, поэтому я молчу, понуро опустив голову и ожидая его дальнейших действий. Черт, давай же, разорви их в клочья. – Что здесь произошло?
– Эта ненормальная перерезала себе горло, – отвечает один из охранников, а я не могу не ухмыльнуться, поражаясь их лицемерию. Ну да, причина ее поступка в ненормальности, а вовсе не в том, что ее поимели трое. Обвожу присутствующих ненавидящим взглядом и понимаю, насколько ужасно это выглядит – мы столпились вокруг еще не затихшей рабыни и даже не пытаемся ей помочь, не чувствуем жалости да еще и воспринимаем ее в прошедшем виде. Будто ее уже нет, будто она и не лежит на полу, уставившись в потолок широко распахнутыми глазами и постепенно стекленея.
До последнего вдоха остаются жалкие мгновения.
– Эта ненормальная, как ты выразился, могла бы принести неплохую прибыль, – задумчиво произносит Юджин, склоняя голову чуть вбок и с безразличием наблюдая за тем, как она как-то странно вытягивается, а потом расслабляется. Ее грудная клетка поднимается вверх, после чего оседает и уже не наполняется кислородом для нового вдоха. – Уберите ее. Джиллиан, за мной, – коротко бросает он и, не дожидаясь пока я оттаю, резко разворачивается. Догоняю его лишь на лестнице и, совершенно наглея, задаю мучающий меня вопрос:
– Юджин, членов Совета убили, это правда?
– Да.
– А Господин, то есть… его не…
– Нет, – он кидает на меня снисходительно раздраженный взгляд и сбавляет скорость, что-то набирая на телефоне и зло продолжая: – Дамиан жив-здоров, если ты это имеешь в виду. На этот раз задели Авиэля и Софи. Как жаль, что не того ублюдка. Он думает, что поймает меня на нарушениях, устраивая проверки, но я уважаю закон, – Юджин бормочет себе под нос, наверняка имея в виду Вацлава, а я не сдерживаю улыбку, наконец избавляясь от терзавших душу переживаний. Даже не знаю, зачем я ему понадобилась, но послушно иду следом, по пути снимая фартук и поправляя волосы. А Юджин будто не замечает меня, полностью посвятив себя телефону и, только когда мы проходим опустевший коридор и начинаем подниматься на второй этаж, недоуменно останавливается и вскидывает бровями. – А ты куда?
– Но вы сказали следовать за вами, – растерянно шепчу я, ничего не понимая.
– Нет-нет, возвращайся в комнату, твоя смена закончена, – он машет рукой в сторону комнат и вынуждает меня покраснеть. Выглядит так, словно я навязываю свое общество. Чтобы скрыть смущение, поспешно отворачиваюсь и быстрым шагом выполняю приказ, только у самой двери вспоминая, что ждет меня там – совершенный бардак, который предстоит убрать. Сникаю, теперь едва переставляя ноги от нахлынувшей внезапно усталости, и нехотя захожу в комнату, пропитанную сгустившимися сумерками. Делаю глубокий вдох и падаю-падаю-падаю. В пропасть. На самое дно. Потому что этот аромат я ни с чем не спутаю.