Вижу. Даже чувствую – отчаяние и слезы, отравившие в воздух.
– Сложнее всего контролировать Колонии, в которые может просочиться лишняя информация. Совет принял временные меры о полном блокировании передвижения между нашими городами и колониями. Поток товара прекращен. Хочешь знать, к чему это приведет, Джиллиан? – спрашивает Юджин, наконец разворачиваясь ко мне и вопросительно изгибая брови. Совершенно не знаю, что ответить, и пожимаю плечами, теряясь под его пристальным взглядом. – К дефициту крови в городах, ведь Вацлав осуществляет свою мечту, пуская рабов в расход и наполняя котлованы убитыми. Не думаю, что запасов выкачанной из людей крови в хранилищах хватит надолго.
– Но разве Господин не понимает этого?
– Как ни странно, понимает, – Юджин усмехается, приближаясь к кровати и тяжело опускаясь рядом со мной. Запах крепкого алкоголя, смешанного с ароматами парфюма и ментола, ударяют в нос, и я делаю глубокий вдох, заменяя отравленный воздух на что-то живое и знакомое. – Но между сохранением мира и временными неудобствами, которые продлятся около сорока лет, он выберет первое. Что значит сорок лет в жизни вампира? А вот численность человечества за этот период перешагнет критическую отметку. Надеюсь, перешагнет. Так что, Джил, нам нужно набраться терпения.
– Вряд ли я проживу столько, – стараюсь не думать о сухих фактах, которые с совершенным бесстрастием говорит Юджин, но против воли представляю себе те самые котлованы, наполненные обескровленными телами убитых: мужчины, женщины и дети, так и не познавшие свободы, которой добиваются повстанцы. Интересно, есть ли предел жестокости? И как смириться с тем, что человек, ставший неотъемлемой частью моей жизни, – безжалостный палач? На самом деле в это сложно поверить, ведь я знаю его другим – понимающим и в своем роде заботливым. Наверное, именно поэтому я до сих пор жива. – Почему я еще жива? – озвучиваю мысли, чувствуя на себе внимательный взгляд Юджина, будто изучающего меня и желающего понять, что же на самом деле скрывает этот вопрос. А скрывает он одно – я хочу подтвердить догадки о причастности к этому Рэми, хочу знать, что даже находясь далеко, он заботится обо мне.
– Я сохранил несколько рабынь для утоления жажды. Привилегия положения, – пожимает плечами Юджин, делая большой глоток и шипя сквозь зубы. – Скорее всего, завтра тебе придется переехать отсюда. Нет смысла содержать целые корпуса.
Не обращаю внимания на его последнюю фразу и привязываюсь к самой первой:
– Но вы ни разу мной не питались.
– Будешь задавать много вопросов, начну.
Не начнет, знаю, потому что это ложь. Я жива не потому что вхожу в его меню, а потому, что так решил Господин. Где-то там, за этими стенами, балансируя на грани и утопая в хаосе, он успевает думать о моей безопасности. И сейчас, сидя рядом с Юджином и прислушиваясь к тишине, я вспоминаю тот день, когда он прогнал меня – прогнал лишь для того, чтобы я смогла жить. Так ведь?
Так.
– Вы лжете, Юджин.
– Какой кошмар, теперь я понимаю, почему он предпочел от тебя избавиться, – Юджин встает, ворча себе под нос, но в его голосе не слышится злости или гнева, скорее усталость, будто этот разговор вконец выжал его. Он успевает дойти до двери и взяться за ручку, прежде чем я нахожу в себе смелость ответить:
– Потому что хотел обезопасить.
– Еще одно слово…
Поджимаю губы, больше не желая испытывать его терпение, и с тоской провожаю его взглядом, пока дверь за ним не закрывается, а я не проваливаюсь в холодное и страшное одиночество, потому что вокруг тихо, вокруг пусто, вокруг до озноба неуютно, отчего я передергиваю плечами и оглядываясь вокруг, будто не узнавая свою комнату. Представляю, что меня ждет, – разъедающие мысли, которые будут причинять боль, рвать на части, лишать сна; слезы беспомощности; переживания; чувство вины. Ведь я предала себя, в какой-то момент забыв о свободе и полностью смирившись со своей судьбой. Где-то за этими стенами творится ад, а я не могу думать ни о чем другом, кроме Господина и его отношения ко мне, ведь после сегодняшних событий все встало на свои места, и теперь я догадываюсь об истинной причине его холодности. Он просто хотел защитить меня.
Иначе бы не пришел, не провел со мной ночь, не счел нужным попрощаться. Безразличие не требует встреч и не рождает нежность. Вымотанная страхом, закрываю глаза и устраиваюсь на кровати, желая спрятаться от реальности во сне. Стоит переждать вечер и ночь, чтобы дожить до завтра и уехать отсюда, неважно куда, лишь бы подальше от этого места.