Туман рассеивается, позволяя увидеть моих палачей, и при каждом их шаге меня все больше трясет, потому что их появление означает одно – боль, что они несут с собой. Их руки по локоть в крови, их бесстрастные лица – лица чудовищ, которые вырвались из моих кошмаров. Они подхватывают меня под руки и тащат за собой, чтобы сменить декорации: небольшая и мрачная камера, вдоль стен которой расположены столы с “инструментами” – так здесь называют пыточные принадлежности, многие из которых взяты из средневековья, стулом в центре и со свисающими цепями с потолка. Именно к ним меня приковывают, вновь раздирая в кровь едва успевшие затянуться тонкой пленкой запястья. Сквозь морок боли я едва различаю силуэты людей, обступивших меня. Их двое, и каждый из них играет свою роль: один причиняет боль, а второй задает вопросы, на которые я не знаю ответов, и вкалывает дозу адреналина, удерживающую меня на плаву. В такие моменты я мечтаю, чтобы мое сердце остановилось, потому что столько боли мне не унести.
– Даже не думай, – скрипучий голос раздражает слух, и я мотаю головой, когда хлесткие удары по щекам заставляют прийти в себя. Если честно, там, в темноте, было намного лучше. – Мы еще только начали, смотри, сколько всего интересного, – знаю, что сейчас мой палач улыбается, это слышно по вытянутым гласным, довольным ноткам, это виснет в воздухе тяжелым напряжением – я не хочу видеть то, что для меня приготовили. Я хочу уснуть, провалиться в надежный сон, где нет ни боли, ни раскаяния, ни воспоминаний. – Итак, девочка, меня интересует, откуда ты взяла оружие, и причастна ли ты к смерти Юджина Риверди? – С трудом концентрируюсь на словах, ощущая дикую усталость – оказывается, боль изматывает, особенно в таких дозах. Она стирает время, пространство, путает сознание, и сейчас мне сложно собрать крупицы информации, чтобы понять, что вообще от меня хотят.
Господи, дай мне сил продержаться еще чуть-чуть, ведь этот мир, гнилой и жестокий, намного лучше пустоты, к которой я приближаюсь с каждым вдохом.
– Ну! – кричит палач, и я выгибаюсь, чувствуя жалящее прикосновение кнута, полоснувшего спину. С потрескавшихся губ слетает протяжный стон, и разъедающие кожу слезы скатываются по щекам, скапливаются на подбородке и капают на оголенную грудь, всю испещренную мелкими-мелкими порезами. Они, замаскированные иссиня-черными синяками, почти не видны, и не волнуют меня, на фоне других ран смотрясь настоящими пустяками. Все это ерунда, даже распухшая, побагровевшая нога, даже сломанные на руке пальцы, даже заплывшие от синяков глаза, которые я с трудом открываю и сквозь узкие щелки пытаюсь рассмотреть стоящего передо мной мужчину.
Он недопустимо красив и своими идеальными чертами будто насмехается над ущербностью этого места. Надо мной, изуродованной беспощадными пытками.
– Я не знаю, не помню. Не помню, я ничего не помню, – шепчу, словно в горячке, будто эти жалкие оправдания уберегут от агонии. Бесполезно, потому что один взмах рукой, и горячий удар вновь касается спины, чуть ли не отправляя меня в обморок. Только холодные пальцы, обхватившие подбородок, да настойчивый голос, повторяющий один и тот же вопрос: где я взяла оружие? – не дают отключиться
Не знаю, я не знаю ответа на этот вопрос. И сейчас, мотая головой и пытаясь освободиться от жесткой хватки, почти ломающей челюсть, я думаю о том, что лучше солгать, назвав имя Итана Нуаре, к примеру. Да хоть того же Тьери, Юджина или Санаи – девушки, когда-то жившей в соседней комнате. Какая разница, если они мертвы, по крайней мере Юджин точно.
– Откуда в тебе столько упрямства, малышка? Просто скажи, и все это, – он разводит руки в стороны и показывает взглядом на столы, – закончится. Тебя отпустят, и ты сможешь уйти отсюда.
Все ложь, обман, приторно сладкие обещания, от которых губы сводит – отсюда не выходят живыми, только не после такого преступления, ведь я замахнулась на самое святое в этом мире. При воспоминании о Господине внутри начинает жечь, и я громко всхлипываю, ясно представляя себе его лицо – в тот самый момент, когда он открыл глаза и понял… понял, что та, кому он доверил свой сон, предала его.