– Что ты несешь? – Замечаю, как сжимаются его челюсти, как маска полнейшего безразличия дает трещину, заменяясь на что-то напоминающее раздражение. Словно своими словами я заставила его усомниться, хотя бы в моем состоянии. Быть может, он опоздал, и я уже сошла с ума.
– Я не хотела вас убивать, но должна была, потому что это и есть цель моей жалкой и никчемной жизни, – на последнем слове я срываюсь, обессиленно расслабляясь и позволяя боли завладеть сознанием. Перед глазами темнеет, и я не вижу, как Господин хмурится, сосредоточенно разглядывая мое изуродованное жестокостью лицо, как склоняет голову в бок, подходя ближе и не брезгуя мною, как с удивительной осторожностью запускает пальцы в спутанные, свалявшиеся в липкие пакли волосы, как заставляет меня поднять голову и утонуть в его тьме. Она убаюкивает меня, дарит облегчение и освобождает: от боли, страха, раскаяния, от всего того, что терзало меня все это время. Становится легко и просто, и я наслаждаюсь покоем ровно до тех пор, пока настойчивые вопросы не взрывают разум. Они выжигают его, превращают в пепел, и я не могу сдержать крик: душераздирающий, отчаянный, дикий.
Так кричат души перед самой смертью.
Это проходит так же внезапно, как начинается, и я, рвано дыша и до сих пор не понимая, что происходит, ошарашенно вглядываюсь в бледное лицо Рэми, отпустившего меня и сделавшего шаг назад. Мучительные секунды превращаются в вечность, а я думаю о том, что мне осталось совсем чуть-чуть, потому что люди не выживают после того, как их черепная коробка раскололась. Ведь она раскололось, да? И горячие ручейки теплой крови, стекающие по вискам и шее, результат этого. Склоняю голову, чтобы удостовериться в предположениях и ожидая увидеть кровь на плечах, но вместо этого различаю капли пота, скользящие вниз. Бог мой, какая же я дура, это всего лишь пот.
Вот только меня трясет от холода.
– Что со мной? – беспомощно шепчу я, кидая на Рэми полный растерянности взгляд, ведь я чувствовала, я уверена, что лишь мгновение назад мой мозг кипел в прямом смысле слова. Но он не отвечает, продолжая пристально смотреть на меня, будто ища подсказки, будто улавливая истину, скрытую в моем изможденном сознании. Даже боль отходит на второй план под его сканирующим взором.
– Это внушение, – в его тоне слышны ошеломленные нотки, но он тут же возвращает себе былую невозмутимость. – Завтра тебя ждет смертная казнь, – уже тверже говорит он, а я падаю, падаю глубоко в бездну, потому что это конец истории Джиллиан Холл. Вот и все, сейчас он уйдет, а я исчезну, как исчезали миллионы других до меня. Разве не этого я хотела?
– Прощайте, мой Господин, – обреченно произношу я, отчего-то не чувствуя ни обиды, ни жалости к себе, ни разочарования. Если честно, я ничего сейчас не чувствую. Мир не вечен, и моя жизнь… она изначально была неправильной, я должна была прожить ее по-другому.
Поздно.
С грустной улыбкой смотрю в спину Рэми, удаляющегося все дальше, и закрываю глаза, следуя его совету и моля Бога, чтобы мое сердце остановилось. Прямо сейчас, в эту самую секунду, когда пальцы Господина обхватывают ручку двери, и он готовится сделать шаг. Это так глупо, правда? Верить, что он будет помнить меня, даже когда пройдут года – ничто в его вечной и неизменной жизни.
Всего один шаг, закрытая дверь, пустота, которая вскоре наполнится моими криками. Но вместо этого его напряженная спина, сжавшие ручку двери пальцы, но так и не повернувшие ее. Я не замечаю того момента, когда он оказывается прямо передо мной, этот миг ускользает, не воспринимается моим разумом, поэтому я зажмуриваюсь, не веря собственным ощущениям. Он рядом, близко-близко, он касается моей щеки холодными пальцами и ласкает испрещенную ссадинами шею, он с легкостью срывает цепи, так внезапно освобождая меня от плена, он зарывается в мои волосы ладонью и, склоняясь к губам, шепчет:
– Моя маленькая сильная девочка… Теперь я верю, что мертвецы воскресают. Ты просто оказалась в ненужное время и в ненужном месте. Все должно было быть иначе. Это не твоя вина, что ты стала ma faiblesse*.
Он дарит успокоение.
– А сейчас открой глаза. Я хочу видеть, как ты уходишь, хочу видеть как Джиллиан Холл умирает и обретает свободу.
Послушно открываю глаза, чувствуя едкую горечь, смешанную с благодарностью – он не отдаст меня Вацлаву, а убьет сам – и концентрируюсь на его глазах, черных, как сама ночь. Это почти не больно – умирать от его рук, потому что ему знакомо слово “милосердие”. И пока он шепчет, в памяти всплывают картинки из прошлого: я, напуганная и потерянная, сижу на стуле, выслушивая речь Аруша; чужой дом в Венсене и погибающие мотыльки; смех Адель и ее прищуренные зеленые глаза; теплая улыбка Хелен и зеркала над головой в особняке Юджина; кровь, пропитавшая алые простыни; сильные руки Господина; аромат кофе; тетрадь с рисунками…