В голове предательски шумит, и перед глазами начинает плыть, когда я ставлю стакан на столик и, возвращаясь назад, сквозь полуопущенные веки наблюдаю за тем, как девушка справляется с ширинкой и склоняется к паху. В этот момент Хозяин прикрывает глаза от удовольствия и откидывает голову назад, показывая мне шею с острым кадыком, участок груди, видимый в вороте расстегнутой рубашки.
Могу поспорить, его кожа гладкая на ощупь.
– Это так возбуждающе, признайся, – сексуальный шепот Адель разносится над самым ухом, и она удерживает мой подбородок ладонью, вынуждая повернуться к ней. Успеваю лишь заглянуть в ее глаза, перед тем как она склоняется к моим губам и обхватывает своими, мягкими и прохладными. Они так нежно сминают мои, что я не пытаюсь отстраниться, хотя поцелуи с женщиной никогда не привлекали меня, даже не рассматривались мною. Потом я спишу это на слишком быстрое опьянение и атмосферу этого места, а пока с наслаждением принимаю ласки, позволяя ей углубить поцелуй.
Закрываю глаза от наслаждения, в которое окунаюсь с головой, и совершенно бесстыдно подчиняюсь, воспринимая все как туманную ирреальность. Словно это происходит не со мной, не в моей жизни, не в моем мире. Словно настоящая я до сих пор живет в Изоляции и работает официанткой в кафе, словно я до сих пор слушаю предупреждения Элисон, идущей рядом со мной и рассказывающей о свободе выбора, словно я до сих пор не покинула стен и не столкнулась с совершенно чужим для меня миром.
Но я столкнулась и с удовольствием принимаю то, что он мне дает. Именно сейчас, в эту секунду, когда Адель заходит намного дальше, кладя свою ладонь на мое колено и продвигаясь выше. Наверное, я сошла с ума и потеряла последние капли стыда, но мне так нравится это – нравится ее возбуждающе нежные прикосновения, довольно настойчивые; нравится ее поцелуй и язык, властвующий в мое рту; нравится ее сладкий аромат, смешавшийся с моим, фруктовым.
Блаженно стону прямо в ее губы, когда она достигает моей промежности и начинает ласкать меня через ткань трусиков, уже влажных. В этот момент она отвлекается от моих губ, и я открываю глаза, наталкиваясь на Рэми, прожигающего нас блестящим от возбуждения взглядом. Девушка в его ногах ускоряет темп, и он поводит бедрами навстречу, слегка скалясь, и, положив ладонь на ее затылок, вгоняет член глубже. Напрягается, мелко-мелко дрожа, а потом с громким выдохом расслабляется и, отпуская голову танцовщицы, помогает ей пересесть на свои колени.
Дрожу тоже, так ярко ощущая каждое прикосновение Адель, и наблюдаю, как девушка сжимает и разжимает пальцы, предоставляя Хозяину свое запястье.
Не хочу это видеть, не хочу знать, что сейчас его зубы разорвут вену, и он использует ее не только для физического удовольствия, но и для насыщения. Лучше закрыть глаза, лучше отдаться на волю сладкой неги, лучше очутиться в опьяняющем дурмане, которым окутала меня Адель.
И я уже с трудом сдерживаю стоны, плюю на все правила приличия, разводя ноги шире, и изгибаю шею, чувствуя холодные губы, осыпающие ее поцелуями. Мне так хорошо, что я дрожу, не обращая внимания на то, как мягкие губы заменяются на что-то острое, царапающее кожу. Лишь ошарашенно распахиваю глаза и вскрикиваю, когда резкая боль оглушает, и тут же сильная рука дергает меня с такой силой, что я безвольно впечатываюсь в грудь Господина, успевшего выдернуть меня из-под зубов Адель. Он прижимает меня к себе, пока она разочарованно шипит и, пригибаясь к дивану, отползает назад, напоминая мне побитую змею. Ее глаза горят хищным огнем, и губы изгибаются в ужасающем оскале, пока я вишу в его объятиях, стараясь самостоятельно встать на ноги.
Меня так мутит, что я предпочитаю забросить это дело и довериться Рэми, по каким-то причинам спасшим меня от укуса.
– Что ты делаешь? – в его голосе просачивается ярость, грудь ходит ходуном, и объятия становятся крепче – он почти душит меня, сжимая сильными руками.
Ее лицо до сих пор напряжено, она поводит носом, чувствуя запах крови, а потом вытирает губу подушечкой большого пальца и тут же облизывает его языком. Мне кажется, я до сих пор не полностью осознаю, что же на самом деле случилось, так силен дурман, в котором я нахожусь.
– Tu as permis moi de faire joujou à tes jouets, ** – наконец, она приходит в себя, и хищные черты заменяются на человеческие. Взгляд теплеет, и сама она будто сникает, понимая, как далеко зашла.
Я не принадлежу ей.
– Только после того, как наиграюсь сам. Запомни это, – он говорит это не требующим возражения тоном, а Адель скулит, словно провинившаяся собачонка подползая к Хозяину.