Бог мой, я становлюсь зависимой от его ласк
– Так и будешь там стоять?
Прикусываю нижнюю губу, крепче обхватывая лакированные перила и действительно боясь предстоящего разговора. Нужно-нужно-нужно. Нужно, Джиллиан Холл.
– Что-то случилось? – он не отрывается от чтения, даже не смотрит на меня, когда я подхожу ближе и встаю буквально в нескольких шагах, по привычке сцепляя пальцы и опуская голову. – Джи-и-и-л, ты отнимаешь мое время, помни об этом, когда вновь решишь просто помолчать.
Слава Богу, в его голосе не слышится раздражения, что придает мне смелости, и я даже открываю рот, чтобы озвучить просьбу, как тут же закрываю, когда он отвлекается от газеты и переводит на меня взгляд, смотря вопросительно выжидающе. Черт, не думала, что будет НАСТОЛЬКО сложно. Нога предательски подгибается, когда от волнения я начинаю переминаться и ставлю стопу на внешнюю сторону.
– Простите. Я… дело в том… я хочу…
– Вот как? И что же ты хочешь? – он не дает закончить фразу, двусмысленно ухмыляясь и заставляя меня покраснеть. Изгибает брови, откладывая газету в сторону и с видимой заинтересованностью ожидая ответа. А я не могу не взглянуть на его руки, на длинные изящные пальцы, которые доводили меня до исступления тогда, в библиотеке. Бог мой, я не должна об этом думать. – Джиллиан, складывается ощущение, что ты пришла просить что-то из ряда вон выходящее. У тебя есть ровно десять секунд, чтобы озвучить просьбу. Раз, два, три.
– Я хотела попросить вашего разрешения выходить на улицу, – под таким прессом выпаливаю я и сразу затихаю, настороженно наблюдая за его вмиг сменившимися эмоциями. Теперь в его взгляде нет и намека на игривость, а Рэми становится серьезно строгим, почти каменным, неприступным.
– Нет, – коротко отвечает он и как ни в чем не бывало вновь тянется за газетой.
– Почему? Я прошу лишь о нескольких минутах, не более, – мне даже хочется расплакаться от безнадежности, что приносит его реакция. Да что в этом такого, в конце концов? Я же не собираюсь сбегать.
– Разговор окончен, – газета все-таки перекочевывает в его руки, а я поджимаю губы, силясь сдержать слезы обиды и разочарования. Дыхание срывается, и в наступившей тишине ясно слышится тихий всхлип, вынудивший Рэми взглянуть на меня исподлобья, а меня закусить внутреннюю сторону щеки. Сейчас я напоминаю избалованную капризную девочку, пришедшую выпрашивать конфету у строгого родителя, спрятавшего ее от сладкоежки. – Посмотри на меня, Джиллиан, – в его тоне слышится сталь, и я послушно отрываюсь от созерцания своих ботинок, вскидывая наверняка блестящие от еле сдерживаемых слез глаза. – Ты ведь не собираешься манипулировать мною посредством слез? Даже не думай, что это подействует.
– Что?.. Нет-нет, я просто не понимаю, правда не понимаю, что в этом такого, ведь я не собираюсь бежать.
– Почему? В чем причина твоего старательного послушания? Страх или понимание того, что тебе некуда бежать? А может, причина в другом? – Господин вновь откладывает газету, безотрывно смотря в мои глаза и наверняка зная, что я не совру. Не потому что боюсь, а потому что попросту не умею, не научилась, предпочитая искренность лжи.
– Потому что я подписала контракт, потому что вы выполнили свои условия, благодаря чему у Айрин появился шанс, и потому что мне действительно некуда бежать, – я говорю это искренне, не пытаясь увильнуть или усыпить его бдительность. Каждое мое слово – чистая правда, это и есть причины, по которым я не желаю бежать.
– Похвальная порядочность. Даже удивительно, сколько в тебе добродетели, la petite, – он говорит это с некой иронией, будто все мои положительные качества, включая в себя наивность, доверчивость и честность, не восхищают его, а наоборот, раздражают. Словно в его мире нет места тому светлому, что еще сохранилось во мне и чего уже давным давно нет в нем. Небрежный жест рукой, привлекший мое внимание блеском перстня, и я неверяще распахиваю глаза, улыбаясь от радости. Оказывается, нужно совсем немного, чтобы почувствовать себя счастливой.
– Спасибо, мой Господин.
– У тебя есть десять минут. Отсчет пошел, – я срываюсь с места, бегом достигая двери, но разочарованно останавливаюсь, слыша его слова: – Ты пойдешь в этом?
Закатываю глаза, вспоминая, что на мне лишь легкое трикотажное платье и ботинки на босу ногу, но не собираюсь отступаться. Он думает, что холод напугает меня? Только не в этом случае, ведь впервые за все это время я выйду на улицу.