– Я не успею замерзнуть, – произношу и, чтобы не терять драгоценное время, открываю дверь, с восторгом выбегая на широкое крыльцо с мраморными ступенями. Кое-где на них еще не сметенные увядшие листья, которые я подцепляю носками ботинок и подбрасываю в воздух. Колючий холод касается моих нагих ног и рук, забирается под подол платья и мигом вызывает мурашки, покрывшие каждый дюйм кожи. Свежий воздух, пропитанный осенними запахами, врывается в легкие, рождая приятное головокружение и чувство эйфории. Мне так хорошо, что я не обращаю внимания на ветер, из-за которого опавшие иссохшие листья перелетают через дорогу, вставая на моем пути и попадая под ноги. Шелест их смешивается с шорохом гравия и стонами ветра, почти оглушая меня после привычной тишины дома.
Мне мало, мало десяти минут, я хочу прогуляться до сада, но для того, чтобы обойти дом требуется куда больше времени, поэтому я просто иду по дороге, вглядываясь в горящий алым горизонт и щурясь от засыпающего солнца, коснувшегося меня своими холодными лучами. В его свете все вокруг кажется ирреально кровавым, даже жутким, отчего я передергиваю плечами, сбрасывая неуютные ощущения и с тревогой оглядываясь по сторонам. Приятное воодушевление заменяется на нечто липкое и пугающее, и я настороженно останавливаюсь, обнимая себя за плечи и растирая их ладонями. Тихий шорох раздается за спиной, принося с собой запах знакомых духов и инстинктивный страх.
Адель.
– Добрый вечер, la petite.
Резко оборачиваюсь, выдыхая в морозный воздух облако пара и натыкаясь на Адель, с ног до головы облаченную в длинный плащ с глубоким капюшоном, скрывающим ее лицо от лучей солнца. Она улыбается, растягивая накрашенные темно-бордовой помадой губы в приветственной улыбке, а я не могу произнести ни звука, с надеждой кидая взгляд в сторону дома. Интересно, Рэми пойдет за мной, если я не вернусь вовремя?
– Он рассказал тебе, не так ли? Ты боишься меня, Джил, – Адель издает глухой смешок и щурит глаза, разглядывая меня с неким пренебрежением. – Интересно, а он упомянул, как эта глупышка была влюблена в него? Как была смешна в этой своей преданности к тому, кто рассматривал ее лишь как забавного ручного зверька? Как радовалась малейшему вниманию с его стороны, даже если это был банальный голод? – она произносит это саркастическим тоном, медленно обходя вокруг и вынуждая меня поворачиваться за ней, потому что, как бы я не пыталась показаться смелой, я боюсь ее. Боюсь удара в спину, разорванного горла, смерти, что несут ее острые клыки. – Знаешь, Элия была намного старше тебя, но отличалась такой же наивностью – чертой, что так привлекает Дамиана. Он может сколько угодно ненавидеть вашу чистоту, но никогда не прекратит тянуться к ней. Поверь, я успела его изучить.
– Не сомневаюсь, – мне становится откровенно холодно, и я не могу скрыть дрожь, еще крепче обнимая себя за плечи и продолжая пристально следить за каждым движением Адель. Бог мой, ведь десять минут давно прошло, тогда почему меня никто не хватился? – Мне нужно возвращаться домой.
– Иди, я не держу тебя, – она безразлично пожимает плечами, показывая взглядом в сторону дома, и я делаю осторожный шаг назад, затем еще один. Немного расслабляюсь, натянуто улыбаясь и благодарно кивая, а потом разворачиваюсь, ускоряя шаг и смотря только вперед. Главное не оборачиваться, не показать ей как мне страшно, как замирает сердце при каждом шорохе за спиной: будь то шепот листьев или завывание ветра в вышине. Успеваю лишь сдавленно вскрикнуть, как оказываюсь сбита с ног, и падаю на землю, вовремя вытягивая ладони, в которые тут же впиваются мелкие камушки. Они сдирают колени, отчего я шиплю, испуганно оглядываясь по сторонам и замечая стремительное темное пятно, пронесшееся рядом.
Она играет со мной.
– Адель, не надо.
– Глупая, – она усмехается, внезапно появляясь прямо передо мной, и склоняется ближе к лицу, обхватывая подбородок ладонью и заставляя посмотреть на себя. – Я не трону тебя, лучше дождусь, когда ты сама себя уничтожишь. Сгоришь в любви к нему, как сгорали многие до тебя. Могу поспорить, ты уже забыла тот случай в столовой? Так же, как забудешь многое из того, что он еще сделает. Потеряешь свою гордость, начнешь бояться свободы, будешь дышать им и задыхаться без него, – речь Адель имеет оттенок грусти, и, кажется, я понимаю почему. Потому что она это чувствует сейчас. Каждое слово, что она произносит – это ее боль, которую он посеял в ней, выгнав из своего дома. – Я подожду, Джиллиан.