Митрополь творит чудеса.
– Если ты готова, можешь спускаться, – Хелен входит без стука, раздражая меня все больше, потому что после того разговора на кухне я не могу себя заставить вернуть былое уважение к ней, будто ее пессимистическое настроение есть предательство по отношению к вере, которая так упорно восстает во мне. Я засыпаю с мыслями о сопротивлении и долго ворочаюсь, думая о том, что если оно существовало, значит, люди все-таки не смирились с несправедливостью. И это не может не радовать, ведь именно борьба отличает рабов от свободных людей.
– Сейчас, – последний раз окидываю себя придирчивым взглядом и не могу не отметить, что цвет выбранного Хозяином платья действительно идет к мои глазам. Насыщенно-синее, с более темной кружевной вставкой на спине, прикрывающей глубокий вырез, вплоть до поясницы, оно чуть ниже колен и полностью следует изгибам фигуры, вполне женственной: тонкая талия и округлые бедра, которые, по моему мнению, стали такими именно здесь.
Пора ограничить себя в сладком и мучном, но я так полюбила шарлотку Хелен, что теперь с трудом могу отказаться от нее.
Высокие каблуки замедляют шаг, узкая юбка платья-футляр, облегающего бедра, не дает сделать его шире, поэтому я задерживаюсь, к недовольству Рэми появляясь в холле позднее его. Оно написано на его лице, когда он поворачивается в мою сторону и медленно, тягуче медленно, оглядывает меня с ног до головы, задерживаясь именно на бедрах. Прищуривает глаза, всего на секунду, а потом раздраженно поводит плечом, будто смахивая с себя чью-то руку.
– Неудачный выбор. Впрочем, у нас нет времени, чтобы все исправить, – он говорит это уже открывая дверь и, слава богу, не видит, как я густо краснею, мысленно проклиная Хелен и ее вкусняшки. Следую за ним, выходя на морозный воздух и вдыхая его полной грудью, и обнимаю себя за плечи, удивляясь тому, что Хозяина вовсе не заботит отсутствие на мне не только нижнего белья, но и верхней одежды, которая защитила бы меня уже от зимнего холода. Может, это лишняя подстраховка – вряд ли я решусь сбежать в одном из легких платьиц, коими пестрит мой гардероб.
Сажусь в машину после него, устраиваясь на широком сидении и стыдливо сводя колени. Мои руки дрожат от волнения, и, чтобы хоть как-то успокоиться, я отворачиваюсь к окну, разглядывая противоположную сторону улицы и припаркованные там машины. Они отличаются от нашей, длинной и вытянутой, напоминая мне два черных волкодава, готовых наброситься на проезжающие мимо автомобили. Одна из них трогается вместе с нами и, обгоняя, пристраивается спереди. Вторая же следует сзади, великодушно сохраняя дистанцию и прикрывая наш тыл. Я хмурюсь, ерзая на месте и разглядывая ее, а Рэми, сидящий напротив, на столь же широком сидении, отрывается от бумаг и бросает на меня усталый взгляд.
– Джил.
– Что им надо? – не понимаю, зачем они ведут нас, впервые сталкиваясь с таким кортежем, ведь в Митрополь мы ехали одни.
– Им? Ничего. Банальная мера предосторожности, принятая Советом в связи с убийством двоих из нас, – Рэми произносит это безэмоциональным голосом, как бы между делом, после чего вновь утыкается в бумаги, а я ошарашенно застываю, разглядывая его и чувствуя едкий страх, от которого становится дико холодно. “Убийством двоих из нас”… Убийством… То есть… То есть Господина тоже могут убить? И, если честно, после двух недель, проведенных здесь, я уже не знаю, хочу ли этого.
– Разве это возможно? Убить ВАС?
– Посмотрим, – он безразлично пожимает плечами, словно не боясь смерти; пустоты, что она принесет; забвения, которое покроет его имя пылью; тишины, что заменит яркость звуков. Неужели столетия жизни могут привести к такому равнодушию? Я задумчиво замолкаю, украдкой рассматривая Хозяина и действительно не понимая его отношения к смерти. В то время как сама мысль о ней приводит меня в ужас, он говорит о ней небрежно, словно рассуждая о погоде, а не о собственной гибели, которая, как выяснилось, вполне возможна.
Все еще обдумывая его слова, я вновь возвращаюсь к окну, с нарастающим интересом начиная вглядываться в мелькающие за ним здания, людей, что проходят мимо, являясь частью огромного организма под названием Митрополь. Как только мы выезжаем из старых кварталов, попадаем в совершенно иной ритм, где нет привычного покоя и тишины. Даже сидя а салоне, я чувствую его энергию в плотном потоке машин, идущих по тротуару прохожих, закутанных в шарфы и теплые куртки и напоминающих мне нахохлившихся птиц. Многие из них идут с опущенными взглядами, и я догадываюсь почему – потому что это люди, такие, как я, чужие в мире вампиров. Изолированная от общества, я с волнением провожаю каждую такую фигуру и даже касаюсь стекла кончиками пальцев, словно желая удержать проходящего мимо человека.