– Если честно, я не понимаю твоего упрямства, Дамиан. Это всего лишь люди.
– Всего лишь, ты прав, – Рэми перебивает зарождающееся недовольство Вацлава, не давая ему закончить и с раздражением продолжая: – Но позволь тебе напомнить: они источник нашего питания. Ты предлагаешь устроить банальное истребление, прибрать наши города и оставить одни колонии. И кто же будет выполнять самую грязную работу? Мы? Вампиры?
– Почему нет. Пусть это будут новообращенные.
– Которые потребуют более лучших условий, потому что, как никак, являются полноценными гражданами. Посчитай, какой ущерб экономике понесет твое желание уничтожить людей. И, учитывая, что более тридцати процентов человечества, обитает рядом с нами, это будет серьезный удар по численности, который может привести к дефициту крови, аналога которой, к сожалению, до сих пор не найдено. Тем более, мы до сих пор не можем восстановить необходимую численность людей после последнего инцидента и довести соотношение до стабильной отметки.
– Инцидент? Так ты называешь восстание? По мне так это результат слабой политики, приведшей к тому, что люди потеряли страх и решились пойти против системы. Будь мы более жесткими, этого бы не произошло.
– Ты ставишь под сомнение наши методы? – В комнате накапливается удушающее напряжение, и я испуганно вскидываю глаза, натыкаясь на напряженные лица вампиров, переглядывающихся между собой и не желающих вступать в острое противостояние. – Никогда не поздно устроить геноцид, Вацлав, но перед этим необходимо подумать о последствиях. Последствиях, что могут стать необратимыми. И пока ты не предоставишь мне доказательств, я не дам разрешение на зачистку. Люди – куда менее опасны, чем жажда власти.
– На что ты намекаешь? – Уголок рта Вацлава судорожно дергается, и сам он напрягается, еще больше напоминая мне хищную птицу, готовую спикировать на свою жертву. Поражаюсь его отталкивающей энергетике, внешне он привлекателен, но то, что скрывает его ледяной взгляд – по-настоящему пугает. Представляю, как страшно его игрушке, той тихой тени, что стоит за его спиной и нервно дышит, ведь его злость впоследствии может вылиться на нее.
– На что?.. Разве не жажда власти двигает теми, кто хочет от нас избавиться? – Рэми остается абсолютно невозмутимым, будто и не он только что бросил тонкий намек в сторону Вацлава.
– Ах, вот ты о чем. Согласен, – Вацлав расслабляется и, откидываясь на спинку стула, дает понять, что больше не намерен продолжать разговор на эту тему. Я не знаю, сколько уже длится их дискуссия, но совершенно точно могу отметить, что она так и не привела к согласию. Из-за высоких каблуков нестерпимо болят ноги, и я мечтаю как можно скорее скинуть их. Мне становятся безразличны дальнейшие разговоры, в которых, наконец, начинают участвовать и остальные, потому что вся я сосредотачиваюсь на чертовой боли, пламя которой начинает лизать ступни. Она заставляет меня переминаться с ноги на ногу, а потом и вовсе опереться рукой о спинку стула, тем самым обратив внимание Господина, бросившего на меня сердитый взгляд.
– Простите, – я шепчу это одними губами, отлипая от него и возвращаясь на место. Ненароком смотрю наверх и застываю, различая через стекло потолка-крыши белые хлопья снега, опускающиеся на него. Это так завораживает, что я не могу оторваться, наслаждаясь красотой происходящего. Лишь когда в зале чувствуется заметное оживление, а двери, через которые мы вошли, открываются, пропуская внутрь слуг с подносами, я наконец отвлекаюсь и, вспомнив, что глаза должны быть опущены, склоняю голову. Слава богу, Хозяин этого не видит, и моя маленькая выходка остается незамеченной. Но самое интересное начинается когда ко мне подходит слуга, держа перед собой поднос с широким бокалом, льняной салфеткой и маленьким ножиком, напоминающим нож для бумаги.
Непонимающе хмурюсь, оглядываясь по сторонам и наблюдая за тем, как девушки спокойно берут лезвие и проводят по своим запястьям, подставляя бокал под капающую с них кровь. Кажется, металлический запах крови наполняет каждую молекулу воздуха, отчего мне становится тошно и голова идет кругом от этого пугающего зрелища.
– Джиллиан, – словно через слой ваты слышу голос Хозяина, смотрящего на меня снизу вверх и показывающего взглядом на поднос. Боже, я должна порезать себе руку? Но я не могу, во мне нет столько смелости, сколько в этих безропотных наложницах, так просто порезавших себя. Стараюсь часто дышать, чтобы успокоиться, но по мере того, как проходит время, наоборот, все больше паникую, отказываясь ранить запястье. Я даже делаю шаг назад, но тут же оказываюсь остановлена одним лишь разгневанным взглядом Господина. Он манит меня указательным пальцем и вынуждает склониться к его лицу. – Не позорь меня, и советую резать ближе к локтю, чтобы не повредить сухожилия, – едва улавливаю тихий шепот и поджимаю губы, затравленно глядя на смакующего кровь Вацлава, пристально наблюдающего за нами. Кажется, что он только и ждет, когда я устрою какую-нибудь сцену, забившись в истерике, к примеру. Наверняка этого боится и Рэми, потому что он становится натянуто выжидающим, предостерегающе опасным, и теперь я не знаю, чего боюсь больше: предстоящей боли или гнева Господина.