– Здесь так красиво.
– Не могу не согласиться. Я хотел выделить этот город из всех других.
– Почему?
– Потому что был его основателем. Давным давно, Джил, когда на месте этих зданий стояли деревянные хижины, – он указывает рукой в сторону возвышающихся зданий, а я, зачарованная тихим голосом, мысленно молю его продолжить. Хочу знать, хочу знать о нем как можно больше, приоткрыть завесу тайны и хотя бы на несколько секунд заглянуть глубже в каменное сердце. – Тогда на этом месте стояло поселение, состоящее из, дай подумать, нас было около двадцати семей. По меркам того времени достаточно много, чтобы мы смогли прокормить себя и защитить. Это было так давно, ma fille*, что я с трудом помню подробности. Видимо, даже память тысячелетнего вампира имеет свои границы, – уголки его губ чуть приподнимаются, а потом возвращаются на место, выдавая его ностальгическое настроение.
– Тогда почему вы живете в Венсене, раз этот город так дорог вам?
– Потому что былых ощущений не вернуть, Джиллиан. Когда-нибудь ты поймешь это, – в его голосе появляются металлические нотки, и я понимаю, что нашим маленьким откровениям пришел конец. Вновь железные двери и замки на них – Господин возвращает былое величие, обращаясь ко мне уже более строго: – Помни: все, что ты слышишь, все, что ты видишь, должно остаться в тайне. Иначе мне придется отрезать тебе язык и выколоть глаза, – он говорит это таким угрожающим тоном, что я непроизвольно отодвигаюсь подальше и, плотно сжимая губы, киваю. – Вот и отлично, почти приехали.
За разговором совсем пропускаю момент, когда мы выезжаем в пригород и сворачиваем на узкую дорогу, по сторонам от которой стоят множество машин. Высокие кованые ворота закрыты, но при нашем появлении тут же открываются, и мы беспрепятственно скользим внутрь, пересекая заполненную до отказа стоянку и останавливаясь прямо у парадного входа. Недовольно закатываю глаза, представляя, что ждет меня там, но все равно следую за Господином, ежась от холода и поправляя в конец испорченную прическу.
На высоком крыльце стоят люди, некоторые из них с бокалами, наполненными темной жидкостью. Никакой официальности, смокингов, платьев в пол, атмосфера небрежности, простоты, развязности, я бы даже сказала неприличия, потому что парочки, откровенно целующиеся, встречают нас прямо в фойе. И дело не в том, что они так прилюдно предаются ласкам, а в том, что они заходят куда дальше и не стесняются снимать с себя одежду. Густо краснею, замечая в стороне двигающихся в одном ритме мужчину с женщиной, а потом и вовсе теряю дар речи, когда мы проходим дальше, попадая в полумрак залы, где творится полная вакханалия: обнаженные тела, громкая музыка, женский смех, мелькающий свет софитов, блестящие наряды танцовщиц, развлекающих публику – все это напоминает мне тот самый клуб, где я принимала ласки Адель, только в несколько раз откровеннее. Здесь нет никаких запретов, границ, морали – это территория разврата и низменных инстинктов.
Окружающая атмосфера оглушает меня, дезориентирует, и я растерянно останавливаюсь, отставая от Господина и теряя его из вида. Нервно сжимаю платье в ладонях и верчусь на месте, в мелькающей полутьме пытаясь увидеть Рэми, но натыкаясь лишь на пьяные улыбки, пошлый интерес, совершенный хаос. В глазах пестрит от происходящего ужаса, и в ушах стоит эта проклятая музыка, отдающая где-то в груди бешеным ритмом сердца. Не могу скрыть подступающую панику и срываюсь с места, пробираясь сквозь танцующих людей и разыскивая своего Хозяина. Он должен, должен быть где-то здесь, он не оставит меня.
Не оставит ведь, да?..
Грубая хватка за предплечье вынуждает меня вскрикнуть от неожиданности и резко развернуться в сторону Рэми, нависшего надо мной. Облегченно выдыхаю, не чувствуя боли от впившихся в кожу пальцев, и прижимаюсь к нему – сама, словно пытаясь спрятаться от этого безумия в надежных руках Хозяина, все же нашедшего меня. Он напрягается, когда я отчаянно хватаюсь за его за плечи и утыкаюсь носом в пахнущую знакомым ароматом шею, но не отталкивает, просто пережидает, позволяя мне отпустить страх и справиться с постыдной слабостью.
– Tu as pire qu’une gamine,** – его голос смешивается с громкими битами, и я ни черта не понимаю, лишь стараюсь подстроиться под его широкий шаг, пока он тащит меня, до сих пор крепко держа за руку. Кожа там начинает пылать, и, могу поспорить, уже завтра на месте его хватки будут синяки, но это лучше, чем остаться одной в незнакомом месте. Лишь когда за нами закрывается дверь, и мы, сжатые со всех сторон серыми сводами, начинаем спускаться вниз, Рэми отпускает меня, раздраженно застегивая пиджак. Вверху, над нашими головами, расположена цепочка маленьких светильников, рассеивающих полумрак, но даже они не в силах разогнать мрачность этого места, больше похожего на средневековые катакомбы.