Это утро почти не отличается от остальных, такое же хмуро серое, оно врывается в окна мокрым снегом, заляпывающим стекла и оставляющим после себя ручейки воды. Не считаю нужным наносить макияж, хоть эта процедура и вошла в привычку, и прихожу на кухню, к хлопочущей Хелен, которая старательно что-то режет, сдувая с лица выпавшие из строгой прически волосы.
– Доброе утро, – обнимаю себя за плечи и вымученно улыбаюсь, чувствуя щемящую тоску от однообразности жизни. Сон, праздно проведенный день, сон. На мне теплый кардиган, одолженный Хелен и согревающий от неприятного холода, кажется, все время следующего по пятам; тяжелые ботинки на плоской подошве и, как всегда, хлопковое платье, на этот раз черное. Я кутаюсь в кардиган поплотнее и подхожу к окну, с пугающим безразличием наблюдая за разыгравшейся непогодой. – Ужасно холодно и неуютно.
– Ты видишь то, что хочешь видеть, Джиллиан. Взгляни на горизонт, через полчаса от непогоды не останется и следа. Видишь? – она говорит это теплым и мягким голосом, а я послушно вглядываюсь в даль, действительно замечая голубую полоску. – Сегодня ты грустная.
– Это точно. Ты не знаешь, где можно достать словарь французских слов?
– Зачем он тебе?
– Не знаю, – неопределенно пожимаю плечами, подходя к столу и разглядывая начинку для будущих пирожков. – Иногда Хозяин произносит фразы, смысл которых я не могу понять, а мне хочется знать, что он говорит.
– Оставь это, девочка, ты не найдешь здесь словаря. Мистер Рэми не позволит тебе узнать больше, чем тебе положено знать. – Ну да, стоило предположить, что он не будет держать его в своем доме – это вполне логично, когда не хочешь, чтобы кто-то узнал твои истинные мысли, надежно спрятанные в красивом звучании неизвестного языка.
– Если честно, я ничего о нем не знаю, и иногда мне кажется, что я никогда не смогу понять его, Хелен, – слегка волнуюсь, откровенничая с ней, и скольжу по столешнице ладонью, пытаясь скрыть нахлынувшее стеснение. Этот разговор о Господине, он слишком интимный и доверительный, будто разговор между матерью и дочкой, впервые влюбившейся и не знающей, что с этим чувством делать. – Он бывает нежным и мягким, особенно в постели, а потом становится отчужденным и жёстким, прямо как в последний раз. Прости, если я нагружаю тебя, но мне больше не с кем поговорить об этом. Я просто хочу понять, в чем я провинилась, в чем причина его недовольства в последнее время? Ведь я ничего не сделала.
– А в чем причина твоего недовольства, Джил? Почему ты порой злишься на меня? – поднимаю глаза, до этого опущенные вниз, и наталкиваюсь на вопросительный взгляд Хелен. В нем нет и намека на осуждение, лишь желание узнать правду. В этом мы похожи – я тоже хочу знать ее.
– Потому что я не хочу, чтобы ты меня жалела. Я еще не умерла.
– Понимаю тебя, так же, как понимаю и мистера Рэми. Он не привык делить свою собственность с кем-либо, а в данном случае с чем-либо.
– Что ты имеешь в виду? – Хмурюсь, не понимая, к чему она ведет, а Хелен загадочно улыбается, возвращаясь к своему занятию.
– Твоя болезнь, она может забрать тебя в любой момент, а господин Рэми любит контроль, любит, когда ему принадлежат полностью, когда он имеет абсолютную власть над жизнью, когда он, и только он, может распоряжаться ею. Ты же со своей болезнью поставила его силу под сомнение.
– Абсолютной власти не бывает. Он не может быть богом. Каждая из нас всегда может умереть: от несчастного случая, от болезни, от сотен причин. Господи, да я могу захлебнуться чаем или упасть с лестницы, сломав шею. Мы живые, Хелен, и этого не изменить, он не может контролировать нашу жизнь. Так или иначе Хозяин ограничен в своей власти над нами, потому что у нас есть выход – смерть, в борьбе с которой он бессилен.
– В том-то и дело, – она обреченно выдыхает, а до меня наконец доходит, в чем причина его злости на меня – смерть, что может в любой момент забрать его игрушку, и дело не в жалости или привязанности к ней, а в том, что кто-то другой может распорядиться ею. Вот, что он имел в виду, когда говорил, чтобы я не думала уходить от него. Но не я решаю, когда мне “уйти”, и, тем более, не он, так что здесь мы оба бессильны. – Смотри, я же говорила, – Хелен резко меняет тему, замечая мой погрустневший взгляд, и я удивленно оглядываюсь назад, не веря свои глазам. Яркие лучи солнца скользят по полу, наполняя кухню светом и согревая сердце надеждой.