***
Я сижу возле его ног, на холодном мраморном полу, рассматривая свои тонкие пальцы и чувствуя как капельки воды, заменившие стаявший снег, скатываются по рукам вниз и скапливаются на тыльной стороне ладони. Мне стоило надеть что-нибудь более закрытое, чем платье на бретельках, но будто назло погоде я выбрала именно открытый наряд, показывающий всю красоту изуродованного тела. Мне не перед кем стесняться, меня мало волнует чужое мнение, а особенно сердитый взгляд Рэми, не разделившего мой выбор. Мне некогда думать о таких глупостях, я хочу разобраться в себе и понять, почему, почему, черт побери, я ничего не чувствую. Ведь судя по потерям в моей жизни, я должна сойти с ума от боли, выть от чувства вины и ненавидеть, ненавидеть этот мир всем сердцем.
Но вместо этого я как преданный пес сижу возле своего Господина и стараюсь не поднимать взгляд на окружающих нас людей. Все они столпились вдоль стен, все они не произносят ни звука и с настороженностью смотрят на восседающего на высоком стуле Рэми, который никуда не торопится и, могу поспорить, приготовил что-то весьма интересное в виде какого-нибудь развлечения.
В воздухе пахнет приторными духами и страхом, который я вижу на лицах подданных, когда поднимаю голову и равнодушно оглядываю толпу. Здесь Вацлав и все члены Совета, Леви, стоящий невдалеке, даже Адель, посмотревшая на меня с видимой жалостью. Не стоит меня жалеть, все не так уж и плохо. Улыбаюсь ей, едва находя в себе силы проявить эмоции, и наталкиваюсь на поджатые губы и мелькнувшее в глазах понимание. Она несколько изменилась, будто похудела и лишилась изысканного шарма, сейчас ее плечи опущены и былая статность исчезла под грузом неразделенной любви.
Мне тоже жаль тебя, Адель.
Боковым зрением вижу, как Господин кивает, и все поворачиваются в сторону дверей, которые через мгновение открываются, пропуская внутрь донельзя напуганного человека, идущего маленьким осторожными шажками и с опаской оглядывающегося вокруг. Его лицо красное и блестящее, сам он грузный и неповоротливый, тяжело дышащий и наверняка не понимающий, зачем он здесь. Узнаю в нем что-то знакомое и хмурюсь, пытаясь вспомнить, где я могла его видеть, а в том, что мы встречались раньше, я нисколько не сомневаюсь.
– Помнишь его? – тихий шепот Рэми, чуть склонившегося ко мне, ласкает щеку, и я наконец вспоминаю. Это Аруш Болман, поверенный Господина, ставший моим проводником в этот безумный мир. И пока он пересекает залу, то и дело прикасаясь к галстуку и краснея все больше, я вспоминаю детали нашего знакомства, контракт, что я подписала, его слова о деньгах и средней продолжительности жизни человека в этих условиях. Интересно, я пережила рубеж или все еще нахожусь в его рамках?
– Господин, – под впившиеся в него взгляды десятков вампиров Аруш склоняется в уважительном поклоне и стирает пот со лба выуженным из кармана платком. Вижу, как мелко-мелко дрожат его руки, как он нервно облизывает губы и глубоко вдыхает, пытаясь справиться с нахлынувшим на него страхом и волнением. Не понимаю, зачем он здесь, а вот он, по-видимому, прекрасно догадывается. Это написано на его растерянном лице, скрыто в умоляющем взгляде, спрятано в приторной покорности.
– На колени, Аруш, – Рэми произносит приказ таким жестким тоном, что я волей неволей поворачиваю голову в его сторону и натыкаюсь на каменно непроницаемое лицо, в котором есть что-то ужасающе страшное, и речь сейчас идет не о внешних данных, а о том, какое решение скрывает за собой эта маска.
– П-простите, мой господин, – Аруш чуть ли не плачет, складывая руки на груди и с трудом опускаясь на колени. Вокруг повисает такая тишина, что я удивленно оглядываю толпу, присмиревшую и выжидающую чего-то. Лица вампиров напряжены, даже Вацлав, обычно держащий себя вызывающе уверенно, настораживается, вновь напоминая мне хищную птицу. Такое ощущение, что предстоящее событие заранее лишает его хладнокровия, превращая старейшего вампира в покорного раба.
– За что ты извиняешься, Аруш? За то, что ты нарушил условия контракта или за то, что твоя жадность оказалась сильнее преданности мне? – Господин говорит это тихо, но каждое его слово кнутом бьет по стенам, вынуждая Болмана съежиться от страха. А я начинаю догадываться, в чем дело, и для чего все это представление – Аруш виновен в том, что деньги так и не дошли до моей семьи. Виновен в том, что моя сестра умерла. Виновен в том, что предал своего хозяина, оказавшись слабее собственной алчности. Вот кто стал прямой причиной смерти Айрин – Аруш, так и не перечисливший деньги за мою свободу, а не Господин, не имеющий к этому никакого отношения и ставший жертвой обмана. Впрочем, какая разница, ведь сестру не вернуть. Слишком поздно, и в расправе, что он сейчас учинит, а я точно знаю, что она будет, нет никакого смысла.