– Не совсем удобно, – различаю дрожь в голосе Армана и некую нервозность, словно эти слова дались ему с трудом, и он боится, как бы они не навлекли гнева. Прекрасно понимаю его, потому что тоже не могу произнести ни слова, боясь выразить свое недовольство и уж тем более попросить Рэми не делать этого. Ведь, если я не ошибаюсь, татуировки это на всю жизнь.
– Справишься, – Господин остается непоколебимым и с равнодушием наблюдает за тем, как Арман оглядывается вокруг; смотрит на потолок, наверняка выискивая лучшее освещение; подходит к креслу, нажимая на его спинку; потирает бровь, вертясь вокруг своей оси и вновь возвращаясь к столу.
– Что ж, раз выбор у нас невелик. Прошу, – он указывает мне на стол, терпеливо ожидая, когда я отойду от шока и наконец смогу выдавить из себя вымученную улыбку.
– Что мне делать?
– Просто сядь на него.
Меня бьет нервная дрожь, пока я забираюсь на стол и под уверенно ледяным взглядом Господина устраиваюсь на нем, крепко сжимая колени и хватаясь руками за край столешницы. Мои ноги не достают до пола, поэтому, чтобы хоть как-то отвлечься от предстоящей процедуры, я начинаю ими болтать, наблюдая за тем, как Арман открывает чемодан и достает оттуда чистую салфетку, на которую кладет перчатки, затем ножницы, тату-машинку и спрятанные в стерильных пакетах иглы. Помнится, у Элисон была татуировка на ключице, маленькая черная птица с расправленными крыльями, летящая ввысь, а на мне будет красоваться подпись Хозяина, которая лишний раз напомнит мне, кому я принадлежу.
– Будет неприятно, не скрою, – говорит Арман, включая настольную лампу и направляя ее на меня. Из-за падающего на лицо света не могу рассмотреть Господина, стоящего где-то невдалеке, и пристально слежу за тем, как Арман берет ножницы и, подходя ближе, раскрывает сверкнувшие металлическим блеском лезвия. Рефлекторно дергаюсь в сторону, будто боясь, что он поранит меня, но послушно затихаю, когда он осторожно подцепляет ткань платья и начинает стричь его по линии плеча. Я думаю, что тату будет где-то на плече или чуть пониже, но мои ожидания не оправдываются, когда Арман отгибает отстриженный лоскут и практически обнажает мою грудь, которую я тут же пытаюсь прикрыть ладонью. Он по-доброму улыбается, сталкиваясь с моим смущением, и спокойно берет влажную, пахнущую спиртом салфетку, чтобы протереть место будущей татуировки. – Не стоит закрываться, ты отнимаешь время Господина, и мое тоже, – дополняет он, разговаривая со мной как с непослушным ребенком. У него холодные пальцы, когда он бережно берет меня за запястье и, вынудив отвести руку, протирает полукружие груди салфеткой, тем самым вызывая мурашки по коже от контраста температур. Молю Бога, чтобы сосок никак не отреагировал, но, опустив голову, закатываю глаза, натыкаясь на ожидаемую картину.
Отчего-то догадываюсь, что Хозяин не спускает с меня глаз, и краснею еще больше, на удивление чувствуя смущение не перед Арманом, а именно перед Рэми.
– Господин, – произносит Арман, уступая место и пропуская вперед Рэми, который берет предложенную им ручку и, всего на мгновение поймав мой обиженный взгляд, переводит внимание на грудь, где одним точным движением ставит свою подпись, еще больше унижая меня своим решением. Осталось еще выдрессировать меня как собачонку, чтобы я следовала за ним по пятам и была преданна ему всем сердцем, радуясь, что у меня есть настоящий хозяин. – Надеюсь, вы понимаете, что после этого ее будет практически нереально продать.
– Делай свое дело, Арман, – Рэми говорит это несколько раздраженно, словно Арман взболтнул что-то лишнее, и, положив ручку на стол, отходит в сторону, уступая место. А я не могу не сжаться, глядя на то, как Арман надевает перчатки и подготавливает машинку для работы. Он вновь поправляет лампу, вставая прямо передо мной и кладя ладонь на плечо.
– Нагнись чуть назад. Можешь опереться на руки. – От страха едва разжимаю пальцы и откидываюсь чуть назад, подставляя ему грудь с витиеватой подписью на ней. Всего пять букв с очевидно выделенной заглавной “D” и красивая вязь после нее, превращающаяся в короткую линию. Арман подходит максимально близко, упираясь в мои колени бедрами и недовольно опуская голову, а я со страхом смотрю на иглу, направленную на грудь и вот-вот готовую впиться в кожу. – Убери ноги, Джил.