— Эта ненормальная перерезала себе горло, — отвечает один из охранников, а я не могу не ухмыльнуться, поражаясь их лицемерию. Ну да, причина ее поступка в ненормальности, а вовсе не в том, что ее поимели трое. Обвожу присутствующих ненавидящим взглядом и понимаю, насколько ужасно это выглядит — мы столпились вокруг еще не затихшей рабыни и даже не пытаемся ей помочь, не чувствуем жалости да еще и воспринимаем ее в прошедшем виде. Будто ее уже нет, будто она и не лежит на полу, уставившись в потолок широко распахнутыми глазами и постепенно стекленея.
До последнего вдоха остаются жалкие мгновения.
— Эта ненормальная, как ты выразился, могла бы принести неплохую прибыль, — задумчиво произносит Юджин, склоняя голову чуть вбок и с безразличием наблюдая за тем, как она как-то странно вытягивается, а потом расслабляется. Ее грудная клетка поднимается вверх, после чего оседает и уже не наполняется кислородом для нового вдоха. — Уберите ее. Джиллиан, за мной, — коротко бросает он и, не дожидаясь пока я оттаю, резко разворачивается. Догоняю его лишь на лестнице и, совершенно наглея, задаю мучающий меня вопрос:
— Юджин, членов Совета убили, это правда?
— Да.
— А Господин, то есть… его не…
— Нет, — он кидает на меня снисходительно раздраженный взгляд и сбавляет скорость, что-то набирая на телефоне и зло продолжая: — Дамиан жив-здоров, если ты это имеешь в виду. На этот раз задели Авиэля и Софи. Как жаль, что не того ублюдка. Он думает, что поймает меня на нарушениях, устраивая проверки, но я уважаю закон, — Юджин бормочет себе под нос, наверняка имея в виду Вацлава, а я не сдерживаю улыбку, наконец избавляясь от терзавших душу переживаний. Даже не знаю, зачем я ему понадобилась, но послушно иду следом, по пути снимая фартук и поправляя волосы. А Юджин будто не замечает меня, полностью посвятив себя телефону и, только когда мы проходим опустевший коридор и начинаем подниматься на второй этаж, недоуменно останавливается и вскидывает бровями. — А ты куда?
— Но вы сказали следовать за вами, — растерянно шепчу я, ничего не понимая.
— Нет-нет, возвращайся в комнату, твоя смена закончена, — он машет рукой в сторону комнат и вынуждает меня покраснеть. Выглядит так, словно я навязываю свое общество. Чтобы скрыть смущение, поспешно отворачиваюсь и быстрым шагом выполняю приказ, только у самой двери вспоминая, что ждет меня там — совершенный бардак, который предстоит убрать. Сникаю, теперь едва переставляя ноги от нахлынувшей внезапно усталости, и нехотя захожу в комнату, пропитанную сгустившимися сумерками. Делаю глубокий вдох и падаю-падаю-падаю. В пропасть. На самое дно. Потому что этот аромат я ни с чем не спутаю.
— Не включай свет, ma petite.
Хозяин…
========== Глава 26 ==========
Его голос, тихий и уверенный, посылает волну дрожи по телу, и я встаю как вкопанная, не смея пошевелиться и сделать вдох. Отчаянно пытаюсь совладать с просыпающимся сердцем, и закрываю глаза, считая до десяти и моля Бога, или все-таки дьявола? — чтобы все это оказалось сном, чтобы Господин был лишь частью его, а не удушающей реальностью, настойчиво проникающей в разум. Это нечестно-нечестно-нечестно — так просто врываться в мою устоявшуюся жизнь и выворачивать ее наизнанку, ломать равнодушие, рушить выдержку, возрождать то, что я так упорно хоронила в себе, постепенно покрываясь непроницаемым панцирем и убивая ту самую Джиллиан Холл, что когда-то, давным давно, была глупой и наивной дурочкой, верящей всем и каждому.
— Здравствуй, Джиллиан, — произносит Рэми, а я оттаиваю, делая глубокий вдох и вновь наполняя легкие его ароматом. Руки начинают дрожать по мере того, как я прихожу в себя и с тихой грустью вглядываюсь в темную фигуру, сидящую в кресле, у самого окна. Свет от фонарей, проникающий широкими полосами, освещает лишь его руку, лежащую на подлокотнике, отражается в перстне и теряется в бликах на потолке, когда Хозяин шевелит пальцами и по привычке начинает отбивать ритм. Наступившее напряжение ломает, и, чтобы избавиться от боли, я начинаю комкать в руках фартук, совершенно не зная, куда себя деть.
Испариться бы.
— Здравствуйте, мистер Рэми, — собственный голос подводит, и получается что-то несуразное и хриплое, словно для того, чтобы произнести банальную фразу, потребовались все мои силы. Действительно — внезапность появления Господина попросту выжала.
— Мистер Рэми — непривычно слышать это из твоих уст. Так же, как и видеть тебя в брюках, — напротив, его голос остается твердым, хоть и тихим, и, могу поспорить, что он не сводит с меня пристального взгляда, обжигая своим вниманием и интересом. Хочется оставаться бесстрастной, но внутри вскипает обида, и я вскидываю подбородок, наконец отлипая от двери и подходя к кровати, на которую тут же сажусь и пытаюсь спрятать просыпающиеся эмоции под едким сарказмом:
— Мой новый Хозяин не зацикливается на одежде и позволяет носить джинсы. Белье тоже, — дополняю я, рассматривая беспорядок на полу и предпочитая занимать мысли разбросанными вещами, чем близостью Рэми, сидящим буквально в нескольких шагах от меня. Стоит протянуть руку и нагнуться чуть вбок, чтобы коснуться его колена и окончательно провалиться, лишившись последней гордости. Лучше бы он не приходил, не заставлял тонуть в хаосе болезненных эмоций, позволил и дальше плыть по течению. Так спокойней, много-много спокойней. — Зачем вы пришли?
— Не рада меня видеть?
— Дело не в этом, а в том, что я не знаю, кто передо мной: бывший хозяин, решивший удостовериться, что его игрушка не сломалась после того как ее выкинули? Или клиент, которого я должна обслужить?
— Возомнила себя куртизанкой, ma fille? — не могу не заметить насмешку, скользнувшую в его тоне, и поджимаю губы, думая о том, что сейчас я ни чем не отличаюсь от обиженного ребенка, которого не взяли на аттракционы и оставили стоять у входа. Наверное, со стороны это выглядит ужасно глупо и действительно смешно — моя обида, моя ирония, мои нападки. Опускаю плечи и теряю всякое желание продолжать перепалку — я слишком устала и не хочу быть сильной, не хочу строить из себя то, чем никогда не являлась. Хотя бы сейчас, в эту самую секунду, перед тем, как он встанет и уйдет, а он обязательно уйдет, я хочу быть откровенной с ним. И пусть ему будет все равно, и мои слова не потревожат каменного сердца, но мне нужно выговориться, пока есть возможность. Поэтому я закрываю глаза и, едва сдерживая слезы, шепчу:
— Если честно, я не знаю, какую роль здесь играю. Я словно топчусь на месте, не зная в какую сторону ринуться и что делать дальше. Каждый вечер ложусь спать и думаю о том, что завтра будет то же самое, что сегодня, — множество вопросов, на которые нет ответов. Безнадежность и одиночество. Равнодушие, которого я ужасно боюсь, но которое, как это странно ни звучит, стало моим спасением. Здесь творятся ужасные вещи, мистер Рэми, и только что я видела смерть одной из нас, но даже не ощутила жалости. Я словно теряю себя прежнюю, пачкаюсь в грязи и уже не пытаюсь отмыться. Наверное, теперь вы не увидите во мне ничего из того, что так раздражало вас раньше, — замолкаю, ожидая его издевки, и, по мере того как сгущается тишина, начинаю нервно теребить края простыни, почти скинутой на пол, но зацепившейся за нее одним углом.
— Иди ко мне, ma petite, — только и бросает он, как-то обреченно устало, непривычно, без властных ноток и твердости, присущей ему. И сейчас мне кажется, что он, как никогда раньше, прочувствовал каждое мое слово. Кидаю в сторону Рэми внимательный взгляд и пытаюсь рассмотреть выражение его лица, но не могу — полумрак сглаживает черты, превращая его в сплошную темную массу. — Ну же… — для пущей убедительности он хлопает ладонью по колену, а я разрываюсь между желанием прикоснуться к нему и гордостью, восставшей из пепла. Он не может так просто приходить сюда и манипулировать мною, словно и не было его бездушных слов, словно он не выгонял меня вовсе, а эти четыре месяца пустоты лишь маленькое недоразумение, на которое мы не должны обращать внимания. Должны. Потому что оно встало между нами глубокой пропастью. — Это не приказ, Джиллиан.