— Я сохранил несколько рабынь для утоления жажды. Привилегия положения, — пожимает плечами Юджин, делая большой глоток и шипя сквозь зубы. — Скорее всего, завтра тебе придется переехать отсюда. Нет смысла содержать целые корпуса.
Не обращаю внимания на его последнюю фразу и привязываюсь к самой первой:
— Но вы ни разу мной не питались.
— Будешь задавать много вопросов, начну.
Не начнет, знаю, потому что это ложь. Я жива не потому что вхожу в его меню, а потому, что так решил Господин. Где-то там, за этими стенами, балансируя на грани и утопая в хаосе, он успевает думать о моей безопасности. И сейчас, сидя рядом с Юджином и прислушиваясь к тишине, я вспоминаю тот день, когда он прогнал меня — прогнал лишь для того, чтобы я смогла жить. Так ведь?
Так.
— Вы лжете, Юджин.
— Какой кошмар, теперь я понимаю, почему он предпочел от тебя избавиться, — Юджин встает, ворча себе под нос, но в его голосе не слышится злости или гнева, скорее усталость, будто этот разговор вконец выжал его. Он успевает дойти до двери и взяться за ручку, прежде чем я нахожу в себе смелость ответить:
— Потому что хотел обезопасить.
— Еще одно слово…
Поджимаю губы, больше не желая испытывать его терпение, и с тоской провожаю его взглядом, пока дверь за ним не закрывается, а я не проваливаюсь в холодное и страшное одиночество, потому что вокруг тихо, вокруг пусто, вокруг до озноба неуютно, отчего я передергиваю плечами и оглядываясь вокруг, будто не узнавая свою комнату. Представляю, что меня ждет, — разъедающие мысли, которые будут причинять боль, рвать на части, лишать сна; слезы беспомощности; переживания; чувство вины. Ведь я предала себя, в какой-то момент забыв о свободе и полностью смирившись со своей судьбой. Где-то за этими стенами творится ад, а я не могу думать ни о чем другом, кроме Господина и его отношения ко мне, ведь после сегодняшних событий все встало на свои места, и теперь я догадываюсь об истинной причине его холодности. Он просто хотел защитить меня.
Иначе бы не пришел, не провел со мной ночь, не счел нужным попрощаться. Безразличие не требует встреч и не рождает нежность. Вымотанная страхом, закрываю глаза и устраиваюсь на кровати, желая спрятаться от реальности во сне. Стоит переждать вечер и ночь, чтобы дожить до завтра и уехать отсюда, неважно куда, лишь бы подальше от этого места.
***
Я просыпаюсь внезапно, с громким выдохом, непонимающе всматриваясь в темноту и прислушиваясь к бешено стучащему сердцу. Мне снилась тьма, такая же молчаливая и гнетущая как в реальности, и сейчас я с трудом различаю грань между сном и действительностью, которая, по мере того как я привыкаю к полумраку, вызывает инстинктивный страх, потому что в воздухе отчетливо чувствуется чье-то присутствие. Оно выражено едва уловимым ароматом, содержащим в себе табачные нотки и сладковатые пряности, щекочущие обоняние. Это запах незнаком мне и на фоне произошедших событий кажется чужим и враждебным. Может поэтому я упорно смотрю на дверь и до ужаса боюсь повернуть голову, будто бы как только я это сделаю, рожденный паранойей монстр разорвет меня в клочья.
— Доброй ночи, Джиллиан.
Облегченно выдыхаю, стыдясь своего страха, и уже в следующую секунду улыбаюсь. Улыбаюсь до глупого счастливо, просто потому, что Господин здесь, со мной, а не где-нибудь в центре мира, готового обернуться в руины. Скидываю с себя одеяло и в мгновение слетаю с кровати, чтобы, как и в нашу последнюю встречу, опуститься перед ним на колени. Мне даже кажется, что время повернулось вспять, и мы снова переживаем тот самый момент, когда он пришел той ночью. Сейчас он протянет руку и невесомо коснется моей скулы костяшками пальцев, затем проведет по щеке и подбородку, а потом… потом я услышу его шепот: — Моя маленькая.
Ну же.
Но вместо этого Рэми продолжает молчать, и я прячу улыбку, внимательно всматриваясь в его лицо и наталкиваясь на какую-то странную апатичность. Это даже нельзя назвать холодностью или равнодушием, он будто не чувствует ничего, совершенно, ни одной эмоции. Его глаза чернее тьмы и на бледном лице кажутся пустыми. Наверное, случилось что-то из ряда вон выходящее, раз он пришел ко мне, и, если честно, я не хочу знать, что именно.
— Ты крепко спала, не хотел тебя будить, — шепчет Хозяин, склоняя голову набок и позволяя проникающему в окно свету осветить мое лицо. Он разглядывает меня пристально цепко, словно встречая впервые, и вызывает в душе интуитивное подозрение, потому что в его словах не чувствуется тепла или интимности, которую должна нести эта фраза, — он будто чужой, не мой, далекий. Он никогда не был таким.
— Сегодня был тяжелый день.
— Знаю, — кивает он, а я опускаю глаза и наполняюсь едким разочарованием, потому что, если честно, представляла нашу встречу другой. По крайней мере, в ней не должен был присутствовать третий — подозрительная бесстрастность, завладевшая Господином. Такое ощущение, что он зашел сюда по ошибке и даже не представляет, кто я такая. Перевожу взгляд в окно, в которое начинают стучаться первые капли дождя, и теряю всякое воодушевление, совершенно не зная, как вести себя с ним. Наверное, сейчас я выгляжу как побитая собачонка, рванувшая за лаской к хозяину, но получившая абсолютное “ничего”. И его новый аромат, он не нравится мне, потому что прежний шел ему куда больше.
— Вы развязали Вацлаву руки, — с тихой грустью произношу я, отвлекаясь от стихии и радуясь, что барабанящий дождь хоть как-то разбавляет наступившую тишину. Надеюсь услышать подробности его решения, но Рэми вновь удивляет, бросая короткое:
— Это всего лишь люди.
Люди, да, но не он ли всеми силами пытался доказать обратное — их непричастность к происходящему? Не он ли до последнего сдерживал Вацлава и пытался найти короля, а не размениваться пешками? Поджимаю губы, обдумывая его слова, а потом медленно-медленно скольжу по нему взглядом: начиная от лежащей на подлокотнике руки и заканчивая идеально уложенными волосами. Кажется, ничто в нем не изменилось, но что-то ускользающе незнакомое притаилось в его внешности, манере держаться и в этом странно пристальном внимании, окутавшем меня. Знаю, что он следит за каждой моей эмоцией, и начинаю чувствовать себя не в своей тарелке, вновь поддаваясь шепоту интуиции.
— Вы сняли перстень, — чтобы хоть как-то облегчить скопившееся напряжение, киваю в сторону его руки, на безымянном пальце которой действительно отсутствует перстень. Странно, потому что за все время, что я знаю Рэми, он ни разу не снимал его. Мы одновременно переводим взгляды на руку, а потом так же синхронно друг на друга. И только в этот момент ко мне приходит осознание — осознание того, что это не мой Господин. Время замирает, так же, как и моя грудная клетка, потому что я забываю сделать вдох, распахнутыми от изумления глазами наблюдая за тем, как губы Рэми растягиваются в улыбку, и лицо приобретает демонические черты.
— А тебя не обманешь, — не успеваю даже вскрикнуть, как он стремительно склоняется ниже и зажимает рот холодной ладонью. Давит так сильно, что губы саднит от впившихся в них зубов, и на глазах выступают слезы. Я пытаюсь отнять его ладонь, царапая ее ногтями, и умудряюсь ударить его по лицу, прежде чем он хватает меня за волосы и дергает резко назад, вынуждая замереть от острой боли. — Теперь я понимаю, что нашел в тебе Дамиан помимо привлекательной внешности. Приятно познакомиться, Джиллиан. Можешь называть меня Виктором.
Мычу от бессилия и зажмуриваю глаза, чтобы не видеть смерть, пришедшую и за мной. Господин был прав — она идет по его стопам и ему не стоило приходить сюда в тот вечер.
— Сейчас ты откроешь глаза и перестанешь сопротивляться. Ты поняла меня?
Покорно киваю и, как только получаю свободу от его хватки, отползаю назад. Как можно дальше, так, чтобы он не достал меня, потому что мне страшно, страшно встретиться с призраком, cгоревшем в огне. Ведь этого не может быть, он мертв, его не существует, а фигура передо мной лишь плод моего богатого воображения.
— Я знаю, я видела, как вы горели в огне.
— Какая осведомленность. И как ты могла видеть то, что произошло сотни лет назад? — Виктор неторопливо встает с кресла и, заведя руки за спину, начинает обходить меня, до сих пор сидящую на полу, вокруг. Стараюсь не терять его из поля зрения, поворачивая голову в его сторону и тихо плача. Меня по-настоящему трясет, и я искренне не понимаю, зачем он тянет, но все же молю Господа еще о нескольких минутах жизни. Оказывается, перед смертью всего отчаяннее хочется жить. — Дай угадаю. Дамиан. Он дал тебе своей крови. Значит, маленькая девочка действительно является его слабостью, — Виктор иронично улыбается, будто только что открыл чужой секрет, и продолжает ходить по кругу, все больше нагнетая обстановку. — Именно поэтому я здесь. Признаться, Дамиану почти удалось обмануть меня, я даже решил, что упустил возможность воспользоваться твоими услугами. Но его последний визит… он доказал гипотезу Адель.