Спасибо Вам за откровенный рассказ о Вашем духовном пути. Статья просто прекрасная; думаю, многие из нас, католиков, пытающихся понять те ужасные решения, которые принимает наша церковь, чтобы защитить себя, будут тронуты вашим рассказом.
Открыл следующее:
Буду молиться за Вас и Вашу семью! Прямо сейчас, когда пишу это письмо, я молюсь о том, чтобы Бог снова явил Себя в Вашей жизни. Ведь без Бога в нашей жизни мы - ничто.
Из первых ста писем отрицательные отзывы я нашел только в двух. Все остальные были положительными — хоть и по-разному. Атеисты приветствовали нового единомышленника. Христиане уговаривали меня вернуться к вере. Иудеи и мусульмане предлагали попробовать их религию в надежде, что она покажется мне более привлекательной. А большинство авторов просто благодарили за честность, с которой я рассказал о своих религиозных сомнениях, и признавались, что и сами они испытывают схожие недоумения. Один католический священник написал: «Добро пожаловать в наши ряды. Нас таких много».
Такой реакции я совершенно не ожидал! Это и поражало, и успокаивало. Оказывается, очень много людей на всех концах религиозного «спектра» мучаются сомнениями! Многие признавались, что им тяжело об этом говорить. В почтовый ящик мне хлынули чужие истории, от интеллектуальных до грубо откровенных. В целом я получил более двух тысяч семисот писем.
Несколько раз я пытался лечь в постель, но туг же снова вскакивал и принимался проверять почту. Кто мне только не писал! Пастор признавался, что больше не верит в Бога, но не может рассказать об этом ни единой живой душе. Священник из Ватикана выражал мне поддержку и рассказывал о своих духовных борениях. Профессор богословия из семинарии Фуллера в Пасадене, Калифорния, сообщал, что их ректор включил мою статью в круг обязательного чтения для студентов. Телегерой Кирк Кэмерон приглашал меня поговорить за чашкой кофе, уверенный, что сможет вернуть меня к вере в Бога.
Сотни верующих внесли мое имя в свои молитвенные списки. Мой стол в редакции скоро оказался завален книгами, буклетами, листовками, СО-дисками, изучение которых должно было восстановить мои отношения с Богом. Я получал десятки просьб о встрече от пасторов и просто неравнодушных верующих, уверенных, что они смогут наставить меня на путь истинный.
Люди присылали мне ссылки и заметки, показывающие, что моя статья стала темой для проповедей, радио- и телепрограмм, блогов, подкастов и веб-сайтов, обсуждений в университетах и в семинариях. Я получал приглашения выступить по радио и по телевидению, в колледжах, на встречах верующих и атеистов. Общий тон откликов застал меня врасплох; но, в конце концов, в нем было именно то, чего ожидал от своих последователей Иисус — любовь, понимание и доброта. Они не вернули мне веру в христианство, но укрепили мою веру в человечество.
Моя история вызывала много вопросов, но чаще всего повторялись два. Кем я себя теперь считаю — атеистом, агностиком, кем-то еще? И второй: что и как я говорю о потере веры своим детям?
Как мне теперь себя называть? Вопрос очень нелегкий. Люди (особенно журналисты) любят ярлыки. Удобно, когда можно отнести человека к какой-то категории. Но мое теперешнее отношение к Богу категоризировать было не так-то легко. Честно говоря, я просто не знал, подходит ли мне какое-либо расхожее определение. В паре интервью я назвал себя «атеистом поневоле», но это не отражает реального положения вещей. Термин «агностик» мне не нравился: чувствовалось в нем что-то малодушное, как будто у меня не хватает смелости прямо назвать себя атеистом. Я знал, что больше не верю в Бога, вмешивающегося в земные дела, однако понятия не имел, возникла ли жизнь в результате космической случайности или же волею божественного творца. Я склонялся к гипотезе творца} мне было непонятно, как жизнь может возникнуть из ничего. Но, если так, кто же создал создателя? И до сих пор для меня это вопрос нерешенный. Пожалуй, самое адекватное определение для меня — что-то вроде «деист-скептик» или «колеблющийся деист». Мой новый Бог, быть может, близок к Богу Томаса Джефферсона и Альберта Эйнштейна — божеству, проявляющему себя в чудесах природы, в сложности ДНК, в откровениях физики. Но этот Бог (а в том, что он существует, я вовсе не уверен) несовместим с Богом Библии.
Ответ на вопрос о том, что я сказал детям, распадается на две части, поскольку дети у меня разного возраста. Когда вышла моя статья, старшим моим мальчишкам было восемнадцать и пятнадцать, а младшим — девять и шесть. Старшие ходили вместе с нами в воскресную школу, посещали молодежный клуб при церкви, но постепенно вместе с нами перестали туда ходить. Произошло это очень постепенно, так что они ни о чем не спрашивали, а нам не пришлось ничего им объяснять. Мне казалось, оно и к лучшему. Я готов был взять на себя ответственность за собственную бессмертную душу (если она у меня все-таки есть), но совершенно не хотел отправлять в ад собственных сыновей, как бы маловероятна ни была такая возможность. Пусть сами решают, во что верить, решил я. В то утро, когда вышла статья, я сел вместе со старшими сыновьями и попросил их ее прочитать. Сказал, что готов ответить на любые их вопросы. Я беспокоился о том, как они это воспримут, и чувствовал вину из-за того, что так долго избегал этого разговора. Но скоро я понял, что недооценил детскую интуицию. Оказывается, мои парни и без слов прекрасно все понимали! Они сказали, что моя статья не стала для них сюрпризом и что сами они независимо от меня пришли к тем же выводам. Может быть, это прозвучит странно, но я ощутил гордость за своих сыновей, которые оказались способны критически взглянуть на религию. Конечно, сейчас они подростки, и их духовный путь только начинается. Если когда-нибудь они станут христианами, это будет их выбор, и я отнесусь к нему с уважением, хотя, конечно, за семейным столом в День благодарения их будут ждать горячие споры!