— Да я не спала! Я проснулась в восемь часов, — стала оправдываться Пепита.
— Так что ж ты делала по сю пору? Сидела, сложа руки? Болты-болтала с мужем?
— Нет. Я дело делала.
— Какое дело, ленивица?
Пепита молчала и не говорила. Как ни добивалась тетка Кикимора, Пепита отмалчивалась. Наконец, когда мать начала уже чересчур ругаться, Пепита объявила ей, что она делала нечто, о чем говорить не может, так как это великая тайна, и муж не велел никому сказывать ни за что, ни вовеки-веков.
— Муж говорит, что все замужние женщины это знают, но об этом не говорят. Это секрет.
Тетке Кикиморе, которая была ходок-баба и на все руки, показалось совершенно странным и даже подозрительным, про какую такую тайну намекает дочь.
Видя, что бранью ничего не возьмешь, тетка Кикимора в первый раз в жизни покривила душой и стала нежничать с дочерью, просить, умолять и всякую всячину обещать ей — только скажи секрет.
— Да, ведь, и вы, матушка, то же делали, верно, для покойного батюшки, так что ж вы допрашиваете? — сказала Пепита. — Вы вспомните только.
Но тетка Кикимора стояла, разводя руками, и не могла ни догадаться, ни вспомнить. Что она только ни перебирала, что ни вспоминала, — все было не то, да не то.
— Ах, матушка, совсем не то, — важно повторяла Пепита, чувствуя как бы свое превосходство. — Вы, верно, забыли.
Тетка Кикимора, наконец, совсем развела руками и плюнула.
Но ветреница Пепита сама созналась, прося только мать ни за что не говорить мужу про то, что она расскажет ей.
Она призналась матери, что четыре часа кряду расчесывала и помадила мужу хвост.
— Какой хвост?.. — заорала Кикимора, как укушенная.
— Как какой? Такой. Ну, вот, такой же, как у коровы.
Тетка Кикимора, как стояла перед дочерью, так и хлопнулась об пол.
Пепита перепугалась, думая, что с матерью от старости удар приключился, и скорее начала ее прыскать и обливать водой. Пришла в себя тетка Кикимора и хотела начать с горя плакать, но так как она с детства не плакала, то разучилась с тех пор, и у нее плач не вытанцовывался. Тогда она это бросила и начала просто завывать по-собачьи.
Теперь, вдруг, вспомнила старая ехида все!.. Все, все вспомнила она! Она — несчастная мать несчастной дочери? И все грехи свои припомнила она, и все проклятия свои на дочь, и, наконец, роковое пожелание — чтоб Господь послал ее Пепите в мужья самого сатану. Пожелала, — ну, вот тебе и готово! Радуйся!
Тетка Кикимора сразу сообразила, кто таков молодец удалец — ее любезный зятюшка!
Ни слова не сказав дочери, она собралась в дорогу, вышла из дому и отправилась, верст за десять, на одну гору, около Сьерры-Невады, где жил один святой отец, пустынник, человек праведной жизни и замечательной мудрости.
Святой отец, пустынник, принял тетку Кикимору ласково, выслушал все, но сразу даже не поверил. Так невероятен казался ему случай.
— На кой прах черту жениться! — все повторял он, недоверчиво покачивая головой. — Да ему любую чужую жену взять. Всякий день мужей с тысячу, а то и больше, посылают своих жен к черту; даже на все лады и ко всем чертям. Бери любую. Зачем же тут жениться? Совсем непонятно и, с чертовской точки зрения, даже нелогично.
Тетка Кикимора заметила святому отцу пустыннику, что об этом собственно — логично или не логично — толковать уж нечего.
Так ли, эдак ли, а дело в том, что черт на ее Пените женился, и что она сама, ставши вдруг чертовой тещей, должна теперь выйти из этого, неприятного во всех отношениях, положения. Во-первых, сатана может Пепиту стащить в ад, на это он даже и по закону теперь имеет право, и жаловаться на него нельзя; а во-вторых, если она и уговорит дочь бежать от мужа, то ей самой-то зазорно будет считаться, все-таки, до конца жизни тещей сатаны. Узнают в городе ее соседки, то не только на смех ее поднимут, а и со свету сживут шутками да прибаутками.
Святой пустынник помолился час, потом продумал целый час, потом опять помолился час, опять подумал час, потом опять и опять за то же… И эдак продержал он Кикимору до вечера. Наконец, он намолился, надумался и сказал тетке Кикиморе, что ей надо делать.
— Слушай и запомни! — сказал он. — Ступай домой и вели своей дочери заранее устроить спальню так: запереть окна и двери, заткнуть все дырочки и щели, какие бы ни нашлись в горнице, хотя бы в вершок величиной. Пусть только останется одна скважина в замке наружной двери, куда вставляется ключ. Его ты вынь. Когда же твой зять…
— Сатана, хотите вы сказать! — заметила Кикимора обидчиво.
— Ну, ну, сатана… И так, когда сатана разденется и уляжется спать, пускай Пепита возьмет освященную вербу и начнет ею хлестать окаянного врага человеческого. Как бы он ни визжал, ни жалился, ни кричал, ни просил прощения, — пусть она его бьет, да бьет и гоняет по горнице. Он бросится спасаться и, не имея иного исхода, кроме замочной скважины в двери, бросится в нее и улизнет.