– В таком случае выслушай меня.
– Что такое?
Вообще-то я не собирался откровенничать с ней, но как-то все разом навалилось, вот и захотелось выговориться.
– Я подумываю о том, чтобы вернуться на работу.
– Ты о чем, об этом расследовании?
– Нет, вообще. Департамент полиции Лос-Анджелеса затевает новую программу. В ней будут задействованы старые хрычи вроде меня. Опытные люди нужны. И даже в академии учиться не надо, можно с ходу начинать. Что ты об этом думаешь?
– Тебе решать, – пожала плечами она. – Только с дочкой реже видеться будешь. Пойдут дела, одно за другим… словом, сам знаешь, как оно бывает.
– Вполне возможно, – кивнул я в знак согласия.
– А впрочем, какое это имеет значение? Мэдди и так с тобой недавно познакомилась.
– И чья же это вина?
– Знаешь что, давай не будем опять открывать банку с пауками.
– Если бы я знал, что она родится, все было бы иначе. Но я не знал.
– Ладно, ладно, согласна. Мой грех.
– Этого я не утверждаю. Я только хочу сказать, что…
– Я знаю, что ты хочешь сказать, так что можешь не трудиться.
Мы немного помолчали, чтобы слегка остыть. Я уставился в пол.
– Может, она могла бы поехать со мной.
– О чем это ты?
– О том, о чем мы с тобой уже говорили. О Лос-Анджелесе. Девочка могла бы жить там.
Элеонор энергично затрясла головой:
– Нет уж, тут я буду стоять на своем. Как, интересно, ты собираешься воспитывать ее в одиночку? Ты, со своими ночными вызовами, расследованиями, которые длятся не один день и не один месяц, оружием в доме, разбросанными повсюду снимками трупов… Неужели ты хочешь, чтобы она росла в такой обстановке? По-твоему, там ей будет лучше, чем в Вегасе?
– Ну почему же в одиночку? Я подумал, вдруг ты согласишься вернуться?
– Даже не мечтай. И вообще, я не хочу больше говорить на эту тему. Никуда я отсюда не уеду, и Мэдди тоже. Ты поступай, как считаешь нужным, но за нас не решай.
Не успел я ответить, как на пороге кухни появилась заспанная Марисоль. На ней болтался ночной халат с надписью «Белладжио» на кармане.
– Слишком громко, – вымолвила она.
– Ты права, – откликнулась Элеонор, – извини.
Марисоль подошла к холодильнику, вытащила минералку, налила себе стакан и вернула бутылку на место. Затем, не говоря ни слова, удалилась.
– Полагаю, и тебе пора, – напомнила Элеонор. – Я слишком устала, чтобы продолжать этот разговор.
– Ладно. Только зайду попрощаться с Мэдди.
– Смотри не разбуди ее.
– Не беспокойся.
Я вернулся в детскую. Там по-прежнему горел свет. Я присел на край кровати как можно ближе к Мэдди, несколько секунд просто смотрел на нее. Затем откинул волосы со лба и поцеловал в щеку. В ноздри мне ударил запах детского шампуня. Я еще раз поцеловал ее и шепотом пожелал спокойной ночи. Выключил свет и посидел еще пару минут, прислушиваясь к дыханию девочки и выжидая. Чего? Этого я и сам не знал. Может, надеялся, что придет Элеонор и мы вместе полюбуемся, как спит наша дочь.
Через некоторое время я поднялся и, включив монитор, вышел из комнаты. В доме было тихо. Элеонор меня не провожала. Ушла спать, наверное, со мной говорить больше не о чем. Я вышел на улицу, убедившись, что автоматический замок защелкнулся.
В громком скрежете металла о металл чудилась какая-то окончательность, – окончательность пули, насквозь пробивающей тело.
30
В восемь утра я подъехал к центральному входу «Эмбасси сьютс» на Парадайз-роуд. В «мерседесе» меня ждали два больших бумажных стакана кофе и пакет арахиса. Перед отъездом я принял душ, чисто выбрился, переоделся. Заправил полный бак бензина и снял с карточки дневной максимум наличными. Словом, я основательно приготовился к тому, чтобы провести день в пустыне с Рейчел Уоллинг, но она не вышла меня встретить. Прождав пять минут, я полез в карман за мобильником, но в тот самый момент он ожил. Рейчел!
– Еще пять минут! – выпалила она.
– Где вы?
– Возвращаюсь с совещания. Нас собирали в местном отделении Бюро.
– Что за совещание?
– Расскажу при встрече. Я уже на Парадайз-роуд.
– Ладно, жду.
Я захлопнул крышку телефона и уставился на афишу, приклеенную к стеклу стоявшего впереди такси. Реклама какого-то шоу в «Ривьере». На афише танцевали несколько обнаженных красоток с роскошными формами – вид сзади. Я подумал о том, как меняется Вегас, вспомнил статью об исчезнувших мужчинах. О тех, кто оставляет семью лишь затем, чтобы сразу по приезде насладиться такой вот афишкой. А их здесь сотни и тысячи.
На противоположной стороне улицы притормозила «виктория». Рейчел опустила стекло.
– На моей поедем?
– На моей. – Я подумал, что это даст мне пусть и небольшое, но преимущество.
Рейчел не стала спорить. Она завела «викторию» на стоянку и села в «мерседес».
Я не трогался с места.
– Кофе ваш? – осведомилась Рейчел.
– Нет, один для вас. Вот сахар. А сливок не прилагается.
– Я все равно пью черный.
Рейчел сделала большой глоток. Я посмотрел вперед через лобовое стекло, перевел взгляд на зеркало заднего обзора. И все еще ждал.
– Ну так что, едем? – не выдержала Рейчел.
– Вот уж и не знаю. Может, для начала лучше поговорить?
– О чем, собственно?
– О том, что здесь происходит.
– А что здесь происходит?
– С чего это вас в такую рань понесло в контору? А ну-ка, агент Уоллинг, выкладывайте.
Рейчел раздраженно фыркнула.
– Знаете, Гарри, по-моему, вам следует кое-что зарубить себе на носу. Это расследование для Бюро чрезвычайно важно. Оно на контроле у самого директора.
– Ну и?..
– Ну и если он назначает совещание на десять утра, то мы, штабные крысы из Квонтико, а также полевые работники, собираемся в девять, чтобы подготовиться к докладу и никого не подставить ненароком.
Я кивнул. Вот теперь все ясно.
– А девять в Квонтико – это шесть в Вегасе.
– Вот именно.
– Ну и что там было в десять? Что вы доложили директору?
– Вообще-то это дело ФБР… – Рейчел с улыбкой повернулась ко мне. – Но от вас я ничего утаивать не собираюсь. Надеюсь, что и вы поделитесь со мной своими секретами. Директор собирается раскрыть карты. Хранить молчание уже слишком рискованно. Если информация просочится наружу, возникнут подозрения в намеренном сокрытии фактов. Так что лучше взять инициативу в свои руки.
Я тронулся с места, направляясь к выезду со стоянки. Маршрут наметил заранее. Поедем по Фламинго до Пятнадцатого, затем бросок в сторону Блу-Даймонд-хайвей, далее строго на север, до самого Ясного.
– И что же шеф собирается выложить публике?
– На сегодня, ближе к концу дня, у него намечена пресс-конференция. Он объявит, что, судя по всему, Бэкус жив и мы охотимся за ним. Продемонстрирует сделанный Терри Маккалебом снимок Шенди.
– А что, ваши ребята уже все выяснили?
– Да. Непонятно только, как имеющиеся факты связаны с Шенди – может, Маккалеб просто так называл Бэкуса. Но как раз сейчас, в этот самый момент, пока мы с вами беседуем, проводится сравнительный анализ фотографий, сделанных Терри, и фотографий Бэкуса. Судя по предварительным результатам, это одно лицо. Бэкус.
– И Терри его не узнал.
– Что-то он заподозрил, не зря же фотографировал! Но у этого типа была борода, темные очки и бейсболка. К тому же, по словам специалистов, он сделал пластическую операцию на носу и, не исключено, на щеках. И зубы заменил. Сейчас много чего с собой можно сотворить, даже голос новый заполучить. Такие операции тоже проводятся. Знаете, я вдоль и поперек изучила эти снимки и все равно не уверена, что это Бэкус, а ведь я с ним пять лет бок о бок проработала. Намного дольше, чем Терри, после того как его перевели в Лос-Анджелес.
– И где же он проделал с собой все эти фокусы, есть идеи?
– На этот счет у нас практически нет сомнений. Шесть лет назад в Праге, в сгоревшем доме, обнаружили трупы одного хирурга и его жены. Этого парня хорошо знал Интерпол. Жена работала у него медсестрой. Хирурга подозревали в проведении пластических операций. Частным образом изменял внешность – на дому, там был оборудован хирургический кабинет. Версия была одна: клиент избавился от врача, а заодно и от жены, чтобы замести следы. А все регистрационные карточки и записи сгорели. Официально объявили, что это поджог.