– Господи, какой чудесный вид!
– Да, мне тоже нравится.
Я указал налево, где в просветах между павильонами звукозаписи, принадлежащими компании «Уорнер бразерз», блестела поверхность воды.
– Это и есть знаменитая Лос-Анджелес-ривер.
Рейчел прищурилась.
– Теснина! Но сейчас она выглядит вполне безобидно.
– Просто отдыхает. Очередной ураган, и она пробудится.
– Как чувствуешь себя, Гарри?
– Неплохо. Лучше, во всяком случае. Много сплю. Не думал, что ты все еще в городе.
– Задержалась на несколько дней. Вообще-то, если по-честному, квартиру подбираю.
– Ах вот как? – Я повернулся к ней лицом.
– Я почти уверена, что это дело станет моим обратным билетом из Южной Дакоты. Не знаю, куда меня отправят, но хочу попроситься в Лос-Анджелес. Вернее, хотела, пока не увидела, сколько здесь дерут за жилье. В Рапид-Сити я платила пятьсот пятьдесят в месяц за очень приличную квартиру, и в фешенебельном районе.
– Здесь я тоже мог бы подобрать тебе что-нибудь за пятьсот пятьдесят. Только вряд ли район тебе понравится. К тому же пришлось бы освоить другой язык.
– Нет уж, спасибо. Ладно, посмотрим, как все сложится. А ты-то чем занимаешься?
– Только что вернулся из Паркер-центра. Анкеты всякие заполнял. Возвращаюсь на работу.
– М-да, веселое дело. Насколько мне известно, ФБР и полиция Лос-Анджелеса не в лучших отношениях.
– Ты права, между этими конторами стена. Правда, время от времени она рассыпается. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но в местном отделении Бюро у меня есть друзья.
– Верю, Гарри, верю.
Я заметил, что она снова начала звать меня по имени. Интересно, означает ли это, что нашим отношениям пришел конец?
– Ну ладно, – заговорил я. – Так когда ты все поняла про Маккалеба?
– О чем это ты? Поняла что?
– Я спрашиваю, когда ты догадалась, что Бэкус его не убивал? Что Терри покончил с собой?
Рейчел оперлась обеими руками о перила и посмотрела на обмелевшее русло. Впрочем, по взгляду ее можно было сказать: ее там ничего не интересует.
– Все еще не понимаю, о чем ты?
– Я узнал, кто такой Уильям Бинг. Обезьяна с обложки любимой книги его дочери.
– Ну и что? Что из этого следует?
– Что он лег в лас-вегасский госпиталь под чужим именем. Видно, плохо себя почувствовал. Что-то у него здесь случилось. – Я ткнул себя пальцем в грудь. – Может, он расследовал дело о похищениях, может, нет. Но в Лас-Вегас приехал обследоваться и подлечиться. И не хотел, чтобы об этом знали жена и дети. Обследование Терри прошел, но врачи держать его в госпитале не стали, сразу выписали, объяснив, что дело плохо. Со вторым сердцем та же история, что и с первым. Кардио… мио… словом, как там это у них называется. Суть в том, что дни его были сочтены. Либо новое сердце, либо смерть.
Рейчел покачала головой и посмотрела на меня как на слабоумного.
– Не знаю уж, как ты до всего этого додумался, но неужели…
– Вот так и додумался. Думаешь, он просто так сжег медицинскую страховку? Терри прекрасно понимал, что, если он займет очередь на новое сердце, семья потеряет все – дом, яхту, все. Все за новое сердце.
Я помолчал немного и снова заговорил – медленно и спокойно:
– А этого Терри не хотел. И еще не хотел, чтобы семья видела, как он угасает у всех на виду. И мысль о том, что его спасет смерть другого человека, его тоже мучила. Один раз он уже прошел через этот ад.
Я остановился, ожидая возражений, но Рейчел промолчала.
– Все, что у него осталось, – страховка на случай смерти и пенсия. И он хотел, чтобы семья этим воспользовалась. Вот Терри и подменил таблетки. Сам. Под сиденьем машины у него валялся чек из аптеки. Не далее как сегодня утром я позвонил туда, и ребята подтвердили, что у них продается акулий хрящ в порошке. Он и стал принимать новое «лекарство». Думал, что, поскольку все видят, что таблетки он пьет, значит, вскрытия не будет, все пройдет гладко.
– Но не прошло.
– Нет. Впрочем, у Терри был и запасной вариант. Не зря он ждал, когда кто-нибудь зафрахтует его посудину на длительный срок. Он хотел умереть на яхте. Чтобы смерть настигла его в акватории, подпадающей под федеральную юрисдикцию. И если это случится, друзья из Бюро, надеялся он, все сделают как надо. Единственное слабое место грандиозного плана в том, что Терри понятия не имел о Поэте. Он не мог предположить, что Грасиэла обратится ко мне и что несколько строк, нацарапанных на обложке папки, приведут к тому, что произошло. – Я покачал головой. – А вот мне следовало быть поумнее. Медицинские фокусы – это не стиль Бэкуса. Слишком сложно. А сложные схемы проходят только в своем кругу.
– Да, но как насчет угрозы, нависшей над его семьей? Знал он Бэкуса, не знал, но ведь кто-то семье угрожал! Уж это было Терри известно. Он получал фотографии, жена и дети были под колпаком. Из того, что ты говоришь, вытекает, что он сам вышел из игры и поставил родных под удар. На Терри Маккалеба, каким я его знала, это совсем не похоже.
– Может, он рассчитывал, что отводит удар. Угрозы были на самом деле адресованы ему. А если его нет, то нет и угроз.
Рейчел кивнула, но, судя по всему, я ее не убедил.
– Как бы то ни было, рассуждения твои, Гарри, очень интересны. Не могу не признать! Непонятно только, с чего ты взял, будто все это давно известно.
– Известно, известно. Взять для начата, как упорно ты отмахивалась от моих вопросов об Уильяме Бинге. Но главное – твое поведение в том доме, где мы нашли Бэкуса. Когда я навел на него пистолет, он хотел в чем-то признаться, но ты не дала, прямо рот ему заткнула. По-моему, он собирался сказать, что не убивал Терри.
– Ну да, конечно, убийца отрицает убийство. Уникальный случай.
Но в сарказме ее мне послышались оправдательные нотки.
– В этом случае – да. Поэт ведь больше не скрывался. Он вышел в люди и готов был ответить за все, что действительно совершил. Ты это понимала, потому не дала ему и рта открыть. Знала, что эту смерть он на себя не возьмет.
Рейчел отошла от перил и остановилась прямо напротив меня.
– Смотрю, Гарри, ты все рассчитал. Среди множества убийств отыскал одно маленькое самоубийство. Ну и что ты собираешься делать со своим открытием? Выйти на площадь и объявить о нем городу и миру? Единственное, чего ты добьешься, так это лишишь семью денег. Ты этого хочешь? Или надеешься, что самому что-нибудь обломится как образцовому следопыту?
На сей раз отвернулся я.
– Нет. Просто не люблю, когда мне врут.
– А-а, ясно. Дело, стало быть, не в Терри. Дело в тебе. И во мне. Так, что ли?
– Честно говоря, Рейчел, и сам не знаю.
– Ну так когда узнаешь, когда все рассчитаешь от начала и до конца, дай знать, ладно?
Внезапно она подошла ко мне вплотную и крепко поцелована в щеку.
– Счастливо оставаться, Босх. Может, как получу перевод, увидимся.
Я даже не повернулся, чтобы проводить Рейчел хоть взглядом, только прислушался, как она сердито прошагала по деревянному настилу террасы и с силой хлопнула входной дверью. Грохот ее отозвался прямо у меня в сердце. В воздухе снова просвистела все та же кувыркающаяся в полете пуля.
45
После того как Рейчел ушла, я долго еще стоял на террасе, опираясь о перила. Вряд ли нам еще предстоит увидеться, даже независимо от того, переведут ее в Лос-Анджелес или нет. Возникло чувство пустоты. Словно бы у тебя отняли что-то хорошее – еще до того, как ты понял, насколько оно было хорошо.
Я попытался прогнать мысли о Рейчел. И о Терри Маккалебе. Я любовался панорамой города и думал о том, насколько же он красив. Дождь омыл небо, и стало видно далеко-далеко, вплоть до самого Сан-Габриэля и поднимающихся за ним снежных пиков. Воздух казался таким же чистым и свежим, каким сотни лет назад дышали поселившиеся здесь монахи. Мне открывалось то, что хорошо знали они. В такие дни чувствуешь: на этой почве можно строить здание будущего!