— Игонганские лучники, — объявил Эсхан-хэ. — Три стрелы в воздухе. А четвертая — в сердце врага! Если тут был настоящий бой, то, считай, половины всадников уже не было бы.
Он стоял самодовольный, словно сам учил лучников стрелять, натаскивал их в иных полезных воинских приемах, и именно его попечением только и происходило это чудо. На глазах Императора лучники разом пустили стрелы, к каждой из которых была привязана красная лента и те на уровне голов всадников плотным роем ушли к окоему.
— Второй залп — и другой половины нет!
Придворные вокруг зашумели, закивали головами. Что такое три стрелы в воздухе тут понимал каждый.
— В настоящем бою они себя покажут!
Адента не ответил. Не успел. Шум прорезал чей-то крик и топот ног.
— Государь! Государь!
Довольно улыбаясь Император отвернулся от окна, где лучники продолжали пускать стрелы по разбегающимся кавалеристам. Через зал, мимо скамеек и напольных факелов к нему бежал человек в форме Императорской птичьей почты. Адента прищурился.
— Птичья почта, государь! — прокричал гонец, не дойдя до телохранителей, загородивших Императора. — Красное письмо!
— Пропустите его.
Не дойдя десяти шагов до Императора, он, как и полагалось по этикету, упал на одно колено и протянул Императору руку с посланием. Правило припадать на колено в десяти шагах от Императора ввел отец Аденты, после того, как наёмный убийца, переодевшись гонцом птичьей почты, так же вот подобрался, чтоб окончательно решить вопрос о прохождении границы по Замским болотам. Хорошо телохранители не спали, вовремя сообразили, что к чему….
Эсхан-хэ, отвернувшись от окна, за которым имперская панцирная пехота, легкие лучники и кавалерия совершали установленные уставом эволюции, смотрел, как Император идет к гонцу. Жаль, что Адента не видит как носятся по полю отмуштрованные войска, ну да ничего. Главное он успел показать. Он был доволен, но все же в его ощущении довольства жизнью изрядное место занимала уверенность, что все то, что только что его отряды показали Императору на смотре ополчения, куда лучше они показали бы на поле битвы. Тут, конечно все красиво и ленточки красные и все такое, но только настоящий бой покажет кто прав, а кто нет, когда грудь в грудь, удар на удар!
Император разорвал скреплявший пергамент красный шнурок и застыл, углубившись в чтение.
«Вот бы война», — подумал Эсхан-хэ, видя как темнеет лицом Адента. Лицо Императора и впрямь покраснело, брови сошлись над переносицей. Несколько мгновений государь думал о чем-то скверном — все вокруг увидели, как сжались кулаки и смялся пергамент и покрасневшее лицо стало страшным.
«Заговор! — подумал Эсхан-хэ. — Нашелся же кто-то нам на радость!»
Но он ошибся. В тишине, воцарившейся в зале раздался грохот… Закончив построение, ополченцы разом ударили в щиты. Император вздрогнул, возвращаясь в этот мир, произнес:
— У нас объявился противник. Будет тебе настоящий бой!
Этот поворот он помнил. Сразу за ним, за строем деревьев, открывался вид на Саар, который, как он считал, мог тронуть за душу и убийцу и разбойника. Город с того места выглядел аккуратным, чистеньким, словно нарисованный рукой безгрешного Брата по Вере — чистые, вымытые свежим воздухом крыши под желтой соломой, серые каменные и коричневые бревенчатые стены, солнечный свет должен был сделать этот вид еще более очаровательным, не смотря на серое небо. Эвин ускорил шаг и выбрался на вершину.
Та-а-а-ак.
То, что он увидел, не разжалобило бы ни разбойника, ни убийцу, да и, пожалуй, никого другого, включая сюда и самого безгрешного Брата… Вместо аккуратного городка внизу лежала куча развалин, еще дымящая и чадящая старыми углями.
— Нда-а-а-а-а, — произнес Эвин. — Это кто ж тут так расстарался?
Отвечать на этот вопрос было некому.
Трое раненых, что он подобрал у реки, все еще были без сознания. Двоим из них неизвестный пращник угодил в руки, а одному — в голову. Он как мог, перевязал их, положил на рану нужные травы и теперь на той же телеге, в которой очнулся, вез их в город. Один из уцелевших, судя по всему, был предводителем разгромленного отряда. Именно ему камень угодил в голову, но добротно сделанный шлем спас жизнь человеку превратив смерть в её подобие — потерю сознания. Зато у него были все шансы остаться в живых. У двоих его товарищей дела шли хуже — раны покраснели и теперь лекарям, что наверняка жили в городе, хватит работы с ними.
Хотя, если судить по тому, что случилось с городом, работы у лекарей и так хватало.
За спиной послушался стон, кряхтение. Кто-то из его спутников начал оживать.
— Ты кто? — Спросил раненый. — Демон? Я тебя не знаю…
Вопрос был задан таким тоном, словно раненый и впрямь имел право спрашивать его. Эвин оторвался от вида развалин и повернулся. Человек сверкал глазами из-под помятого шлема, а тот сидел на нем так плотно, что Эвин не решился снять его с раненого. Так и ехал неизвестный герой в своем железе.
— Я Эвин Лоэр, пальский дворянин, — отозвался Эвин. Доспехи у говорившего были под стать шлему — самые лучшие, так что может быть он и впрямь имел право так спрашивать.
— Ты демон?
— Сроду не был демоном, — отозвался он, внимательно глядя в глаза раненому. Слышал он о том, что душа человека живет в голове, где-то за глазами и от сильного удара, бывает, перестает себя помнить и понимать, а теперь вот и сам в этом убедился. Не врали, выходит, знающие люди.
Раненый попытался подняться, но сил у него не хватило. Эвин поддержал его плечом, посадил так, чтоб он видел, что твориться впереди, объяснил.
— Подъезжаем к Саару. Только тут все как-то…
— Да знаю я все, — страдальчески поморщился раненный. Он ощупал железо у себя на голове, что-то нажал в завитках, украшавших его, там щелкнуло, и шлем соскочил-таки с головы. Раненый уронил его в телегу, освобождая руки, быстро и привычно коснулся пояса, и Эвин, не дожидаясь вопроса, кивнул, показывая за спину, где лежали несколько мечей и кинжалов. Кряхтя от боли тот повернулся и, порывшись в груде оружия, достал свой меч и кинжал. Как Эвин и думал — самые богато украшенные.
— Я — эркмасс Саара. Кори. Где ты нашел меня? Где остальные?
Эвин хлопнул лошадь по спине, и та потихоньку перебирая ногами, двинулась к городским развалинам.
— В лесу нашел. Ты и твои люди лежали на берегу. Все живые тут. Вас таких трое. Остальные — мертвы.
Видно удар по голове не прошел даром. Лицо эркмасса задергалось.
— Откуда ты взялся?
— Не знаю.
— Это тебя достали из реки?
Эвин вспомнил Бомплигаву, свой прыжок в окно, загоравшиеся развалины корчмы и в душе вспыхнуло ощущение славно сделанной работы.
— Наверное. Во всяком случае в реку я падал и не помню как выбрался… А что случилось с тобой?
Эркмасс сжал зубы и выругался.
Несколько мгновений он тяжело дышал, борясь с собой. По бледному лицу поплыли пятна, словно тени от листьев, но потом он справился, повернулся к лесу и указал рукой на необычную башню, что почти на четверть торчала над верхушками деревьев.
— Вон что случилось! Колдуны или чародеи, а может быть и те и другие поставили в лесу свой замок и выпустили в лес демона, охраняющего дорогу к нему.
Эвин насторожился. Про демонов все больше говорили, а так, чтоб кто-нибудь видел их своими глазами или шкуру принес… Такого не бывало. Если такого поймать, то себе на всю жизнь обеспечен.
— Ты его видел?
— Я с ним дрался!
Эркмасс ударил по телеге.
— Это он нас….
Эвин вспомнил дыры в груди оставшихся на берегу трупов и подумал:
— «Ну, если только демон. Демон, конечно, может то, что никому другому не под силу»