Просунув в щель лезвие короткого меча, Эвин приподнял крючок, заранее кривясь от того, что тот, соскочив, обязательно звякнет. Угадал. За окошком тихонько звякнуло. Несколько мгновений он ждал, присев под подоконник, чтоб всякого любопытствующего угостить ударом меча, но, слава Кархе, никто не выглянул.
Неслышно отодвинув створку, поднялся. По спине скользнули ветки, зацепились за перевязь, но удержать его не смогли.
Места на подоконнике как раз хватило на то, чтоб присесть.
Мгновение посидев, спустил ноги вниз. Тихо. Где-то за стеной, совсем рядом, клокотала закипающая вода. Кухня. Запах жаренного мяса, стук ножа по деревянной доске. Ничего страшного. Опасности нет.
Ухватив нож за лезвие Эвин осторожно, стараясь не скрипеть половицами, прошел вперед, прислушался. Дверь налево, дверь направо. Одна простая, другая с резьбой по притолоке. Куда? Приложился ухом к створке, прислушался.
За левой дверью приглушенные голоса, взрыв смеха. Обычно Бомплигава путешествовал с четырьмя телохранителями. Вряд ли тут было меньше. Рассчитывать свои силы нужно было исходя из этого. Правая дверь. Комната. Пусто. Стол, две лавки. По стенам висят чьи-то шкуры и вместо благородного оружия — начищенная посуда.
Все не то, мимо.
Еще несколько шагов вперед. Дверной проем, но дверь не закрыта.
Вот он. Эвин ощутил снизошедшее на него спокойствие.
В глубине комнаты, в проеме двери, спиной к нему стоял кровный враг.
Ну и что, что спиной стоял? Кто-нибудь из ревнителей рыцарской чести и противников здравого смысла может быть и упрекнул бы его в том, что он зашел со спины, но Эвин никаких угрызений совести по этому поводу не чувствовал — что на груди, что на спине хватало места, чтоб всадить нож так, чтоб человек быстро и негромко расстался с жизнью. Тем более, и за самим Бомплигавой никто не замечал никакого благородства. Его телохранители убивали так, как им было удобно, и он достоверно знал, что Младшего Брата Вельта они вообще убили во время свершения им Охранительной пляски.
Наслаждение полной властью над жизнью врага мелькнуло и пропало. Насадиться можно будет воспоминаниями, а сейчас… Нож уже был в руке и Эвин осторожно, чтоб не скрипнула кожа камзола, отвел руку назад.
И тут счастье, сопровождавшее его весь сегодняшний день, изменило ему.
Он почувствовал движение рядом с собой, и, не медля ни мгновения, метнул кинжал.
Не метнул, конечно. Рука только дернулась, и пальцы разжались, выпуская нож. Деревянная палка оказавшаяся между шеей и рукой остановила руку, не давая ей сдвинуться с места.
Кто-то схватил его за неё и потащил назад. Эвин вывернулся, рванулся в сторону, но тут ему заплели ноги и ударом под колено опрокинули. Уже падая, неудачливый покуситель сообразил, что его тут ждали — сам Бомплигава даже не пошевелился, уверенный в своей охране.
Лоэр застонал от обиды, дернулся, но держали его крепко. С азартными вскрикиваниями его протащили по неструганным доскам, поставили на ноги, повернули лицом к спине кровника. Лицо жгло, из носа текла кровь, капала на пол. Он дернул рукой, пробуя как держат, но держали его правильно. Ничего не скажешь — умельцы. Руки даже не шевельнулась.
Бомплигава, явно издеваясь, несколько мгновений что-то перебирал на столе и только потом повернулся.
— Ну, вот и снова мы вместе, Эвин Лоэр, — сказал он. — Это Судьба? Или Рок?
Лоэр промолчал. Ничего путного в голову не пришло, да и не о разговорах тут думать нужно, а о том, как жизнь спасти. Голова заработала, прикидывая, что тут можно сделать. Два окна, очаг, стол, лавка, на столе серебряная посуда — единственное, что тут могло сойти за оружие, только ведь не дадут добраться. Ну-ка, ну-ка, а там что?
Бомплигава увидел его ищущий взгляд и понятливо рассмеялся.
— Всему на свете приходит конец, — сказал он. — Кровной мести тоже. Я предлагал тебе мир и жизнь… Помнишь?
Эвин снова не ответил.
Назад нельзя. Там сопели сразу двое, несло пивом и сырой редькой. Ага! Значит все четверо тут. Во дворе, получается, никого нет, может быть, разве кто-то из работников или хозяин. Это не страшно. Тогда правое окно. Узко, конечно, только левое-то еще меньше. Думай, думай, думай…
Что делать? Куда выгребать?
— Я понимаю и ценю те чувства, что ты испытываешь ко мне и моему дому, — насмешливо продолжил Бомплигава, — но никак не могу умереть для твоего душевного спокойствия. Согласись, что это было бы слишком любезно…
«Женишься тут, как же…Живым бы уйти….»
Эвин слегка подёргивал руками, переступал с ноги на ногу. Он пока не пробовал вырваться, но проверял тех, кто его держал. Тот, что держал его слева, явно был левшой. Это давало маленький шанс. Совсем крохотный. Нужно только поймать момент.
— Ты не захотел мира, — продолжил Бомплигава так, словно ничего не видел и не чувствовал. — Что ж, каждый хозяин сам себе…
Заглушая его слова, в воздухе возник далекий рокочущий звук, словно где-то далеко-далеко разом грянули Императорские трубачи.
— Предлагать его тебе второй раз, значит не уважать тебя как врага. Так что…
Далекий гул приблизился, перешел в визг, и тут же, без перерыва в грохот. Дом качнуло. Стены задрожали, словно охваченные страхом, сверху посыпался мусор, что-то задребезжало и упало с жалобным звоном. Телохранители завертели головами, не понимая, что происходит. Женский голос за стеной завизжал и левый дернул головой, чтоб посмотреть, что там твориться.
Самое время.
Эвин всем весом прыгнул вперед и, развернувшись, тут же подался назад.
Левый неосмотрительно дернулся следом за ним, но не удержался, начал падать, и Эвин добавил ему ногой под колено, угодив по нужной косточке. Тот вскрикнул, но теперь его никто не слышал. Шум перестал быть просто звуком — он стал силой, которая лупила в стены невидимым молотом, заставляя дом подпрыгивать, раскачиваться и ходить ходуном.
Правого он достал пяткой, и тот упал, больше думая о себе, чем о господине и тем боле о пленнике, добавил ребром ладони по шее. Правок такой удар не требовал. Было четверо — стало трое. Ничего. Обойдется, если жив останется.
Крыша подпрыгнула, и каким-то чудом Эвин увидел там небо и звезды и серп Мульпа и огненную полосу, перечеркнувшую небо. Бомплигава этого не видел, но сообразил, чем все это может кончиться, и отпрыгнул.
Стоял он неудобно…
От этого прыжок его оказался коротким — до расползающейся по бревнышкам стены.
На все что тут произошло, ушли какие-то мгновения. За спиной Эвина остались еще двое, но они были не в счет. Он кожей чувствовал, что не успеют они, не успеют!
Но он и сам не успел.
Куда уж человеку соревноваться с силами, которые стоят вне его разумения.
В одно мгновение крыша не выдержала и рассыпалась. Бревна и балки, отделявшие людей от милосердного неба, рухнули на пол, словно брошенные Кархой игральные палочки, отделяя его от Бомплигавы. Сухое дерево, крошась щепками, полетело в камин и вспыхнуло. Не дожидаясь смерти, Эвин оттолкнувшись от лежащего правого, нырнул в окно, угодив плечом в перегородку. Деревяшка хрустнула, разламываясь, и он, несмотря на то, что творилось вокруг, услышал этот хруст.
Острая боль в руках. Камни, трава. Через держи-кусты он прокатился так и не заметив их. Несколько раз его перевернуло через голову, скрюченные пальцы хватались за все, что попадается, но остановиться он так и не смог. Сила, раскатившая по бревнышку постоялый двор не пожалела и его самого.
Его несло, катило, ударяя, кажется, о каждое дерево в лесу. Грохот летел следом, и он не понимал, что же все-таки случилось, а потом его легко, как хозяйка бедной хижины сметает крошки со стола, смело с высокого берега прямо в Эйбер.