— Основа в гармонии, — прервала её голова, ставшая полноценным человеком. — Ты же эту гармонию нарушаешь, посягая на то, что уже было скованно хаосом. Твои действия из личных побуждений не являются частью потребностей. Это сугубо прихоть, способная рождать лишь вероятности утраты моей необходимости. Из-за этого я могу стать условностью, лишенной возможностей влиять на происходящее.
— Может тогда и не стоит сопротивляться? — к разговору подключился большой человек.
— Нет, нет, — женщина издевательски отвечала голосу за своей спиной. — Он не может так поступить, ведь думает, что своё положения он получил благодаря создаваемой им уникальности, что в понимании большинства предстает обыденностью.
— Отягощающей обыденностью.
— Именно. Всего лишь груз бытия.
— Что же тогда ему делать?
— Идти до конца.
— А конец для него существует?
— Конечно! Даже мы можем сотворить его.
— Твои губы так сладостно молвят истину, — большая фигура шагнула за левое плечо женщины и предстала взгляду её монументом незатухающего желания. — Я хотел бы владеть этими губами, хотел бы вкушать их как инструмент своего влияния.
Женщина улыбнулась, притягивая руками большую голову. Нежный поцелуй был её отправной точкой внутри дома.
Первый хозяин дома не мог сопротивляться обстоятельствам. Всё повторялось, как в ситуации с большим человеком, получившим от третей фигуры способ влияния на неподвластного ему соседа. Теперь большой человек говорит увереннее. Словами он пробирается дальше обычного, а действиями добавляет сомнений и страха. Изменённый хаос заполняет дом, и мужчина начинает представлять себя бременем, полным ненужного. Занятия его стали терять определяющий смысл. Мысли утратили непоколебимость, изменив себя до образа грызущего, способного дотянуться до признания. Время для него исчерпало статус ресурса важного. Теперь время — надзиратель, садист с манией наблюдать, как загнанный глупец захлебывается в своих убеждениях, еще существующих в предметах, что большой человек уничтожает с удовольствием.
Картина дома поменялась за несколько месяцев. Все детали уюта за границей закрытой комнаты были уничтожены. Личности исполняющие это видели в своих желаниях нечто святое, обязательное к применению, от чего ощущения и мысли их твердили о необходимости происходящего. Сама природа их в форме хаоса отзывалось лестными чувствами, наблюдая, как созданный уют сгорает без следов отягощающих эмоций.
— Теперь не осталось того, что можно уничтожить, — женщина гладила голову на своих коленях.
— Мы хорошо постарались, — отвечал ей большой человек, чувствуя тепло скользящей руки.
— Как думаешь, что он там делает? — спросила женщина.
— Всё так же создает уют.
— А не выходит из-за нас?
— Конечно. Мы ведь разрушим всё, что он создаст.
— Может, нам стоит прекратить? — мысль была опасна для них, но оба позволяли ей существовать.
— Разве мы на такое способны? — мужчина поднялся и сел рядом с женщиной, устроившейся на полу пустой комнаты.
— Мы можем сдерживать себя, — говорила женщина спокойно. — Хаос не существует в пустоте, иначе он начинает уничтожать себя. А мы ведь не хотим, чтобы он исчез.
— Предлагаешь принять его условия? — глаза мужчины следили за глазами женщины.
— Предлагаю их дополнить.
Женская фигура поднялась. Под вниманием большого человека, впервые увидевшего убогость её движений, уродство её тела и наполнения, прошла до комнаты, где несколько месяцев безвылазно обитал мужчина. Робко постучавшись, ожидая ответа, она стояла, чувствуя, как ненависть копится во взгляде бывшего любовника, понимающего, чего она добивается.
— Значит, ты оставляешь меня? — говорил властно большой человек, каждым словом расщепляя атмосферу устоявшуюся.
— Я много поняла благодаря тебе, — её почти неслышный голос готов был стать причиной агрессии. — Теперь мне нужно многое понять благодаря ему.
Большой человек вскочил. За несколько шагов он подобрался к женщине, и рука его коснулась омерзительного ему тела.
— Лучше тебе уйти. Иди туда, откуда ты пришла, и никогда не возвращайся, иначе я не смогу сдержать себя, — рука его поднялась выше, пальцы сомкнули хват на шеи, ощущая размеренное сердцебиение.