Школа моя была преобразована из семилетней в среднюю, вырос коллектив учителей. Новый 1939–1940 учебный год встретили на подъёме. Я чувствовал себя уже опытным директором, и работа ладилась. Закупили новое оборудование, пособия, мебель. Пополнили нашу школьную библиотеку. Галя работала руководителем районной методической секции учителей математики. Мирное течение жизни внезапно прервала финская война.
Служба в армии
Так получилось, что до двадцати семи лет я не был в армии, действовала отсрочка от призыва для специалистов сельской местности. Но началась финская война, и отсрочку сняли. Я был сильным физически, крепким и ловким, к трудностям тоже привык и службы не боялся. Мне только было очень жаль оставлять мою Галинку и детишек. На попечении Гали теперь оставались наши дети, стареющие родители и мой младший брат Витя. Подросшая Аня выучилась и уехала к моей любимой сестричке Лизе, которая работала старшим агрономом и считалась уважаемым человеком в хозяйстве.
Уже призваны и отправлены в армию были мои учителя — молодые мужчины. Очередь оставалась за мной. Меня зачислили в воинскую часть № 418, скомандовали считать себя призванным в армию и не выезжать из района. Стал готовить школу к передаче другому директору. Начальник НКВД по-дружески сказал, что служить я буду «у столбиков», это означало пограничные войска. Но велика наша граница! Где?
И вот после рабочего дня в школе получаю повестку из РВК: явиться 15 января 1940 года к девяти утра в военкомат для отправки в воинскую часть. Зашёл на две-три минуты попрощаться к своему любимому учителю Андрею Панкратовичу и — домой. Неожиданности в повестке не было, но слёз пролилось немало. Плакала мама, покашливал отец, а уж Галинка моя вся уревелась, еле успокоил.
Сборы были недолги: в один нагрудный карман военный билет, повестку, в другой, поближе к сердцу — фотографии жены, детишек, родителей, образок моего любимого святого Николая Чудотворца. В дорожный мешок: полотенце, кусочек мыла и хлеб на два-три дня. К шести утра подъехала подвода, и я простился с моими милыми родными людьми. Запомнился образ моей любимой плачущей Галинки, которая повисла у меня на шее и никак не хотела разжимать своих объятий. И потом долго бежала за подводой, глядя, как увозят от неё любимого мужа и отца её детей, может быть, навсегда.
Мне было очень жаль её, и я, как мужчина, старался утешить и успокоить жену, хотя расставание было тяжёлым и для меня. «А что делать?! Пришла пора тебе, Иван-крестьянский сын, Родину защищать!» — сказал я себе, и на душе стало гораздо легче. Надо — значит надо! Кто ещё защитит наших жён, детишек, родителей, как не мы сами?! На то мы и мужчины.
Среди призывников оказалось много друзей и знакомых. Обработали нас в санпропускнике и — в эшелон. Из призывников Пермской и Свердловской области был сформирован целый батальон. Подцепили паровоз с западной стороны вагонов, это означало, что едем мы на запад. Поезд тронулся через час от станции Верещагино. Помахали мы руками родимой сторонушке и… на нары. В вагоне тепло, посередине буржуйка. Везли нас быстро: везде давали «зелёную улицу».
На крупных станциях эшелон останавливался, и нас кормили обедом. Так что обедом мы отметили Киров, Москву, Минск и, наконец, Белосток — Уланские казармы. Обед в столовой полка оказался изрядно питательным и вкусным: борщ, гречневая каша с мясом, чай, хлеб без нормы. На стене плакат: «Береги хлеб — богатство народа».
Санпропускник. Остригли нас машинкой, и мы стали все похожи друг на друга. Дали каждому вещмешок, бельё, брюки, гимнастёрку, шинель, полотенце, два подворотничка, мыльницу с мылом, щётку и зубной порошок. Ещё вручили матрасную наволочку, серое добротное одеяло, две подушечные наволочки, а главное — будёновку и пару рукавиц с наличием указательного пальца. Мы даже радовались как мальчишки и примеряли на свои бритые головы будёновки.
Почему-то все боялись, что нам выдадут ботинки с обмотками. И были очень довольны, когда нам вручили кирзовые сапоги и пару фланелевых портянок! Оделись мы, и друг друга не узнали! Все оказались одинаковыми, как братья-близнецы! Имели только каждый свою личную фотографию. Домашние вещи предложили упаковать, написать адрес для отсылки домой.
Затем последовала тщательная медицинская комиссия, а потом собеседование с командованием полка. Со мной разговаривали комиссар полка и батальонный комиссар Шумаков. Отбирали из нас кого в школу младших командиров, кого в танкисты, кого в артиллеристы, кого в роты станкистов-пулемётчиков, кого в пехоту (в стрелковые роты). Меня зачислили в стрелковую четвёртую роту, второго батальона.