Вне себя от горя и отчаяния, он обошел чуть ли не все места в городе, где бывал раньше со Сью, и, не зная, куда пойти еще, хотел было вернуться домой и поужинать. Но норок жил в нем рядом с добродетелью, и вот впервые за много лет он зашел в трактир. Сью не задумалась над этим, как над одним из возможных последствий своего вторичного замужества.
Тем временем Арабелла вернулась домой. Шел вечер, Джуд не возвращался. В половине десятого она вышла и отправилась на окраину города, где жил ее отец, который открыл недавно захудалую лавчонку и торговал там свининой.
— Ну что ж, папаша, — сказала она ему, — хоть ты и дал мне взбучку в тот вечер, я все ж зашла — хочу тебе кое-что сказать. Похоже, я скоро снова буду замужем и смогу устроить свою жизнь. Только мне нужна твоя помощь, и ты не смеешь мне отказать, ведь я тебе так помогла!
— Сделаю все, лишь бы сбыть тебя с рук!
— И отлично. Сейчас я иду искать своего дружка. Похоже, он загулял, надо притащить его домой. Все, что от тебя требуется, — не запирать сегодня ночью дверь на ключ. Это на тот случай, если мне придется здесь переночевать, а я могу вернуться поздно.
— Я знал, что ты долго не выдержишь и заявишься!
— Так не забудь про дверь. Больше мне ничего от тебя не нужно.
Арабелла пустилась в путь и сначала поспешила на квартиру к Джуду, удостовериться, что его все еще нет дома, а затем отправилась на поиски. Прикинув, где он мог быть, она направилась прямехонько в трактир «Уединение», в котором он раньше часто бывал и где она сама некоторое время работала. И действительно: как только она открыла дверь, ее глазам предстал Джуд; он сидел в полумраке кабины, тупо уставившись в пол. Пил он, по-видимому, только эль. Он не заметил ее прихода, но когда Арабелла вошла и подсела к нему, поднял глаза и спросил без удивления:
— Ты пришла пить? Я хочу забыть ее и не могу. Вот и все. А теперь пора домой!
Она увидела, что он слегка захмелел, но не пьян.
— Я пришла только за тобой, мальчик мой! Тебе худо. Тебе надо выпить чего-нибудь получше. — С этими словами она поманила пальцем официантку. — Выпей ликеру — это больше пристало образованному человеку, чем пиво. Чего хочешь: мараскина, кюрасо — есть сухое и сладкое — или черри-бренди? Я угощаю тебя, бедняжка!
— Мне все равно что! Черри-бренди так черри-бренди! Сью скверно обошлась со мной, очень скверно. Вот уж не ожидал этого от Сью! Я был ей верен, и она должна была остаться верной мне. Я ради нее готов был душу дьяволу запродать, а она ни вот столечко не захотела рисковать своей ради меня. Она спасает свою, а моя пусть катится ко всем чертям! Но это не ее вина, уверен, что не ее!.. Бедная девочка!..
Где Арабелла достала деньги, осталось неизвестным, но она заказала две рюмки ликера и заплатила за них. Когда ликер был выпит, Арабелла предложила еще, и Джуд имел удовольствие, так сказать, пройтись по весьма разнообразному ассортименту горячительных услад, поощряемый женщиной, хорошо знавшей в них толк. Арабелла значительно отставала от Джуда и лишь потягивала из рюмки, тогда как он пил по-настоящему; она старалась пить ровно столько, чтобы не опьянеть, — и все-таки выходило немало, судя по ее побагровевшему лицу.
Говорила она с ним неизменно вкрадчивым, успокаивающим тоном, и всякий раз, как он произносил: «Мне все равно, что со мной будет», — а твердил он это непрестанно, — неизменно отвечала: «Но мне-то не все равно!» Наконец настал час закрытия трактира, и им пришлось покинуть заведение. Арабелла обняла его за талию, помогая ему устоять на ногах.
— Не знаю, что скажет хозяин, когда я приведу тебя домой в таком виде, — сказала она, когда они уже шли по улицам. — Дверь-то, наверно, уже заперта, ему придется сойти и впустить нас.
— Н-ничего не знаю.
— Хуже всего не иметь своего дома… Послушай, Джуд, давай-ка лучше пойдем к моему отцу, я сегодня с ним помирилась. Я впущу тебя в дом так, что никто не увидит, а к утру проспишься, и все будет в порядке.
— Что угодно… куда угодно. Черт подери, не все ли мне равно?
Они шли рядом, похожие на любую подпившую парочку; она по-прежнему обнимала его, и он тоже в конце концов обхватил ее за талию, не потому, что имел какие-нибудь любовные намерения, а потому, что очень устал, нетвердо держался на ногах и все время искал, на что бы опереться.
— А вот… э-э… место сожжения мучеников… — запинаясь, бормотал он, когда они переходили через широкую улицу. — Пп-помню, у старика Фуллера{224}, в его «Священном государстве»… мне это вспомнилось, п-потому что мы здесь проходим… Так вот, старина Фуллер в своем «Священном государстве» п-пишет… что когда сжигали Ридли, доктор Смит{225} читал п-проповедь… и выбрал темой: «И если я… отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы»{226}. Часто я думаю об этом, когда здесь прохожу. Ридли, он…