Если не можешь стать красоткой, то это вовсе не значит, что тебе должны быть недоступны каблуки и короткие юбки.
Но ни в Лондоне, ни в Бирмингеме, ни в Манчестере, ни в Девоне не было покоя — стресс накапливался, мир пугал Фанни, и ее психика не справлялась. Так она и кочевала с места на место, нигде надолго не задерживаясь и хватаясь за любую работу, пока в Бристоле не встретила Ричарда Вуттона.
— Я знаю место, где тебе будет хорошо, девочка, — сказал Ричард одним хреновым вечером, когда Фанни взвыла прямо в баре, где трудилась официанткой.
В ту минуту она чувствовала себя изможденной и ненавидела свою жалкую жизнь. Владелец бара первым делом вышвырнул ее вон, и Фанни стояла, глотая слезы на стоянке, опираясь обеими руками о капот своей древней машины.
Человек в строгом офисном костюме был бледен и держался за голову — как и все посетители бара и другие несчастные, оказавшиеся поблизости. Он не внушал Фанни никакого доверия, но она слушала — в основном потому, что ей не хватало сил пошевелиться. А еще потому, что незваный собеседник был пронзительно, нечеловечески красив.
— Да ну? — едко отозвалась Фанни.
Тогда незнакомец открыл дверь ее машины, помог Фанни опуститься на пассажирское сиденье, а сам сел за руль. Обхватив себя руками, она устало подумала, что если нарвалась на маньяка-убийцу, то, может, это и к лучшему. Казалось, ничто не может ее ранить сильнее, чем она сама.
— Меня зовут Ричард Вуттон, — сказал этот странный тип, возясь с ключом зажигания. Машина чихала, тряслась, но не торопилась трогаться с места. — Мой отец, Сэм Вуттон, был рыбаком в Ньюлине, но однажды его так достали туристы, что он собрал вещи, взял нас с мамой и отправился на берег Бристольского залива, где море бьется о гранитные скалы. Там он основал Нью-Ньюлин, место, где можно спрятаться от всего мира.
Машина жалобно проскрипела и, наконец, поехала.
Фанни повернулась к Ричарду — теперь она слушала его очень внимательно.
— Это очень странное место, Нью-Ньюлин, — задумчиво, будто разговаривал сам с собой, продолжал он. — Там не слишком жалуют чужаков, плохо принимают новичков, да и с собственными соседями не ладят. Но там ты можешь быть таким, каким тебя создала природа. В детстве я мечтал уехать оттуда больше всего на свете и сделал это, как только мне исполнилось восемнадцать. Я перебрался в Бристоль, закончил здесь колледж, женился, у меня родилась дочь. Когда Мэри Лу исполнилось семь, она участвовала в соревновании по плаванию. И ушла под воду так надолго, что все страшно перепугались. Оказалось, что она прекрасно дышала под водой, — должно быть, кто-то из наших предков подцепил русалочью кровь.
— И что в этом такого? — поневоле втягиваясь в разговор, спросила Фанни. — Эта способность никому не причиняет зла.
— И тем не менее, — Ричард остановился возле хорошенького дома с лужайкой и принялся ковыряться с навигатором, вбивая туда какие-то координаты, — одноклассники преследовали Мэри Лу, требуя показать жабры. Тогда я отправил ее к деду… Когда доедете до Нью-Ньюлина, загляните в пекарню «Кудрявая овечка» и скажите моей дочери, что я скучаю.
Он улыбнулся, несколько вымученно — должно быть, голова у него болела просто адски, — и вышел из машины.
Согласно навигатору, от Бристоля до Нью-Ньюлина было 202 мили, которые можно было проехать за четыре часа. Фанни справилась за три с половиной.
— Фанни! — Камила все же повернула ручку замка и заглянула в кладовку. — О, ты здесь.
Как будто были другие варианты, мрачно подумала Фанни, с трудом выбираясь из кресла.
На высоченных каблуках она чувствовала себя несколько неустойчиво — от слабости мир покачивался.
Она протиснулась мимо Камилы — несмотря на жару, та была при полном макияже и с тщательно уложенной прической. Камила всегда выглядела так, будто собиралась на вечеринку.
В управлении никого не было, обычное дело. Тэсса не относилась к тем людям, кто день-деньской сидел за столом.
— Фанни, милая, — Камила следовала за ней по пятам, — этим утром в Нью-Ньюлине чувствовалось некоторое напряжение, и я сразу за тебя забеспокоилась. У тебя все хорошо, дорогая?
— Мне бы не помешал лимон, — наливая себе воды, ответила Фанни, — ты слишком сладкая.
— Но что тебя так взволновало, Фанни?
Камилу было нелегко сбить со следа.
Что ее взволновало?
Фанни вспомнила страшные глаза Фрэнка Райта, которые пронзали насквозь. Глядя в них, ты просто говорила все, что думаешь, не оставляя ничего за душой, — она, например, мигом выболтала о том, что живет в пансионате незаконно.