— Карлы это, — ответил мне мастер Креп на озвученный интерес. — Город у них в подземелье немалый — никого не пускают, но я чувствую, — усмехнулся он в бороду. — Большое поселение. Вроде бы с Деревянным островом сотрудничают, а больше ни с кем. Ну и всё, что могу тебе сказать, Фиктор, больше ни я, да и никто на Сумбонте не знает. Не привечают они посторонних, — пожал он плечами.
— А карлы — это цверги? А почему такие маленькие? А….
— Затараторил, — усмехнулся мастер. — Ну да делать нехрен, расскажу уж, что знаю.
И рассказал мастер, что к цвергам эти самые карлы отношения не имеют. Ну, кроме как местом обитания: не родичи. Внешне, без личин, на гоблинов скорее похожи.
— Носяры такие же, длинные и острые, — вещал Креп. — Уши, правда, не такие… выразительные.
— Спасибо большая, добрая великая шамана! — послышалось от Пропотона из-за здоровенного привода.
— Да не за что, — хмыкнул мастер. — Гордись!
— Горжусь, мастера! — молодцевато ответил гоблин.
— Так вот, Фиктор: бород эти карлы не имеют от природы….
И рассказал, что карлы эти — обитатели центральной Европы, очень не любят общаться с разумными, редко покидают подземелье, где и живут. От цвергов, помимо внешности, отличаются слабо развитым производством — занимаются добычей, в основном. Механики из них — дурные, хотя мастер охарактеризовал производственное искусство карлов словом, больше подходящему отхожему месту.
При этом, как нехотя признал Креп, мистическая одарённость у этих Карлов видовая, поголовная. И, что разумно, связанная с добычей ископаемых, пробитием шахт и подобными делами. Ну не стали бы эти карлы в подземельях и пещерах жить, если бы были мистиками со склонностью к управлению атмосферными явлениями, например.
А самое жуткое, к чему мастер возмущённо возвращался не раз — у карлов этих не растёт борода. Что автоматически делает их не имеющими никакого отношения к приличным цвергам. И вообще — в их разумности, как вида, цверг неоднократно высказывал сомнения. Как по мне — необоснованные, по крайней мере, логичных обоснований этому я от Крепа я не услышал. Подозреваю, что из-за чего-то мастер на карлов крепко обижен, что в его пренебрежительном отношении к виду и отражается. Дело не самое правильное, но для разумных свойственное, так что ни вслух, ни про себя я Крепа не осуждал, но как к “подземным зверушкам” к карлам относиться не стал. Пока они своим неразумным поведением не докажут мне обратного, если я вообще представителей этого вида увижу.
И так, в течение трёх недель, Вагус Сумбонт останавливался в трёх местах. Небольшие островки или группа островков, где груз сгружался, а что-то на борт принималось. При этом Корабль нигде не задерживался, команду на берег не выпускал. Связано это было, как я подозреваю, с небольшим населением и патриархальными нравами островных поселений: ну вот пойдёт команда гулять, напиваться-драться, да и с дамами пообщаться все не против. А у местных борделей нет, их самих — реально мало, да и те же воздушные корабли много, если пару раз в год заглянут. В общем, ничего, кроме неприятностей, а то и боестолкновения с местными, выпуск команды не даст.
При этом, жизнь у меня стала спокойной, достаточно рутинной, и не сказать, чтобы мне не нравящейся. Я вот читал в книгах про “жажду приключений”, да и видовая политика Британики эту свойственную человекам жажду (жопошилость, как характеризовала это качество искусственная память) приключений учитывает. Но я, к счастью, тяжёлой формой этого недуга не страдал, а от обучения и трудов получал искреннее удовольствие. Да и мастер Креп, с его героическим романтическим походом за сердцем (хотя, подозреваю, предпочитал мастер не сердце, а все детали организма в сборе) Тарассики заскучать не давал. Дня четыре, например, мы с ним дружески перемигивались совершенно роскошными фингалами под левыми глазами. Мне сие украшение поставил лючитон, “обернувшийся” вокруг протянутых трактаторов и зарядивший со всей своей полузвериной силы пяткой мне в глаз. Бо-о-ольно… Но поучительно, и больше я на такие уловки не попадусь!
А мастер был загнан разгневанной персером в закуток квартердека (собственно, о деталях происшествия я узнал у Кузьмича и моих партнёров по боксу), лишив почтенного мастера пути к отступлению. А дальше собеседники рассказывали картину чуть ли не в лицах.
— Думал, тут и п…ц Котельному Мастеру настанет, — эмоционально рассказывал лючитон, размахивая лап… руками. — Девка совсем шалая, плитой своей с костяшками размахивает — аж свист стоит! А Креп-то понятно, что скрутить её мизинцем может. Но стоит, смотрит на неё, руки опустил. Она доской, со всей дури, в лицо! Аж треск пошёл и кусочки полетели…
— От мастера Крепа?! — в ужасе уточнил молодой, почти без бороды, цверг из команды, с раскрытым ртом слушающий эту поучительную историю.
— Дурная башка! — отвесил лёгкий подзатыльник лючитон. — Ды ещё скажи — помер мастер…
— А что, помер?!!! — вскричал цверг, продолжая олицетворять собой аллегорию ужаса и скорби.
— Помер, — с подрагивающими губами ответил лючитон.
— А как же мы без Котельного Мастера летим?! — озадачился паренёк.
— Чудом, парень, чудом! — засмеялся лючитон.
Ну а помимо забавного диалога выходило так: Тарассика всё таки стукнула мастера счётами в глаз, расколотив не мастера, а сами счёты на кусочки. Мастер точно мистически укрепил плоть, а то видел я эти счёты и следы от них на металлической двери Котельной. Не защитился бы — была бы шутка “помер мастер” — совсем не шуткой, совсем не смешной!
После чего, со слов лючитона, ойкнула, зажала руками рот, с ужасом уставилась на тяжело ворочавшегося в каменных обломках Крепа. Убедилась по этому ворочанью в сохранности жизни мастера и дрожащим голосом уточнила:
— Ты как, Разслшших?
— Дурно мне, Тарассика. Больно, — ответил на это мастер. — Твоё пренебрежение моими искренними чувствами ранит меня в самое сердце!
— Дурак подземный, охальник! — топнула ногой персер и удалилась.
Но, со слов лючитона, больше не ругалась и не дралась, даже погладила мастера на прощание. Как по мне — не “погладила”, а отряхнула от каменных осколков (которые на нём непременно должны были быть), чтобы убедиться, что не нанесла Котельному Мастеру и Мастеру Грани невосполнимого ущерба. Но сам факт — примечателен, и есть у меня подозрения, что героическая осада цитадели невинности персера вскоре закончится. Блистательной победой мастера Крепа и выбросом белого флага.
Впрочем — дело не моё, да и не думал бы я над столь интимными и не относящимися ко мне вещами, если бы этот своеобразный роман (и его последствия) не происходил у меня на глазах. Можно сказать — напоказ, да и дверь Котельной всё же мне латать пришлось…
А Вагус Сумбонт, тем временем, приближался к первой “долгой стоянке” после Деревянного Острова. Был это крупный остров Латиотти, судя по библиотеке — известный в регионе, этакий центр маршрутов. И не сказать, чтобы очень приятное место: лицо мастера Крепа от предстоящей стоянке не светилось радостью и ожиданием, а светилось оно совершенно противоположными чувствами. Ну и стал я выяснять пристрастно и подробно, что это за место, где Вагус Сумбонт задержится на три дня, да и стоит ли мне с Корабля сходить.
20. Духовный ветер
Библиотекарь Филлимонт Готчкинс снабдил меня стопкой книг и дневников по острову Латиотти. И от себя охарактеризовал это место как “бандитский и пиратский притон”.
— Сам я с Корабля в этом месте ни разу не сходил, но каждый раз — раненые, покалеченные и даже трупы после схода на берег! — сообщил он.